Опасный беглец. Пламя гнева
Шрифт:
— Ты должна мне сказать, старая, — настаивал Эдвард.
Метиска ничего не говорила. Эдвард видел только расширенные от страха глаза на жёлтом сморщенном лице. Ему стало совестно: зачем он её мучает? Больная старуха, — более ничего. Что она могла знать?…
Но кто же другой мог знать, если не она? Ван-Гейм доверял ей, он брал лекарство только из её рук, перед смертью он просил, чтобы метиску не гнали из дому. Старуха должна знать! Эдвард снова звал её к себе. Он расспрашивал, просил, умолял. Но старуха тряслась, кланялась, складывала
Глава восемнадцатая
ДЕТИ ЗА ИЗГОРОДЬЮ
Маленький Эдвард откопал в земле толстого красного червяка и шевелил его палочкой:
— Ползи, ползи!…
Червяк не хотел ползти; он тыкался головой в разрытую землю, он хотел домой.
Зелёная змейка обвилась вокруг кривого ствола карликового дерева — маленькая смирная змейка рисовых полей. Эду не боялся змейки: она не трогала людей.
— Шшш, — подразнил её Эду.
Змейка уползла в траву. Эдвард побежал за ней.
— Эду! Сюда, Эду!… Не уходи никуда!
Эвердина сидела в саду с шитьём. Она ни на минуту не отпускала сына от себя:
— Сиди здесь, Эду. Играй с кошкой!
Здесь, на крохотном цветнике у веранды, было безопасно. Бамбуковый домик старой метиски Кадат прислонился к изгороди со стороны пустыря. Высокий забор защищал их от пыли проезжей дороги и от взглядов прохожих.
Эду не боялся солнца, — часами играл в саду в одной лёгкой шапочке и синих штанишках. И кошка Минтье подолгу играла с ним, не боясь жары, точно и она родилась в Индии.
— Играй здесь, Эду, подле меня!
Они с трудом достали европейскую кошку. Эвердина терпеть не могла яванских, — они были дики, серы, кусались; вместо хвоста у них торчал какой-то короткий безобразный обрубок. Ван-Хемерт привёз ей из Батавии, вместе с печеньем и кубиками для Эду, белую амстердамскую Минтье, учёную и ласковую, с длинной пушистой шерстью.
Эду обнимал кошку обеими руками. Минтье покорно мяукала.
— Жарко, пить хочу, — сказал мальчик. — И Минтье хочет.
— Погодите, сейчас я принесу вам молока!
Эвердина пошла в комнату.
— Погоди, Минтье, сейчас нам обоим принесут молока! — объяснил кошке мальчик.
Но Минтье вдруг, точно почуяв что-то, вся взъерошилась, дыбом выгнулась у Эду в руках и прыгнула в кусты.
— Куда ты, Минтье? Мама не позволила!
Минтье не слушала. Эду бросился за ней.
Он успел взять её на руки, но Минтье отчаянно рвалась и царапалась. Тут Эду увидел: в густой траве у забора стояла другая кошка, худая, дикая. Глаза у ней сверкали, как две жёлтые пуговицы.
«Фррр!…» — Минтье зашипела и вырвалась из рук Эду. Обе кошки встали друг против друга.
«Фррр!…» — изящно изогнувшись, Минтье легонько шлёпнула дикую лапой по голове.
«Гррр!» — задрав обрубок короткого хвоста, дикая кошка бешено наскочила на Минтье.
Минтье стала боком и изогнула шею. Она ещё, кажется, готова была поиграть, но дикая впилась ей в ухо с ужасным рычаньем. Белая шёрстка Минтье полетела над травой.
— Минтье!… Минтье!…
Минтье погибала. Дикая рвала ей спину, кусалась, терзала лапами. «Гррр!…»
— Минтье!… Минтье!… — уже плакал Эду.
— Сюда, Кьяссу!
Дикую кошку позвали из-за зелёной изгородки. Значит, она была не дикая. Она была чья-то.
— Кьяссу, сюда!…
Дикая оторвалась от Минтье, неохотно оглянулась и побежала к изгороди.
По ту сторону, прижав носы к бамбуковым колышкам, стояли двое незнакомых детей, мальчик и девочка, оба коричневые.
Девочка была большая; ей было лет десять. Длинный синий саронг закрывал почти до пят её босые ноги. Мальчик был поменьше, худенький и тёмный, на тонких слабых ногах. На нём была только жёлтая узорчатая тряпка, подхваченная пояском у бёдер.
— Кто ты? — спросил Эду у мальчика.
Мальчик дрожал от страха. Он не отвечал.
— А ты?
— Дакунти, — шёпотом ответила девочка. У неё были чёрные блестящие волосы, стянутые в узел, как у взрослой женщины.
— Ваша кошка сильней нашей! — сказал Эду.
Дети молча кивнули.
— Идите к нам играть! — предложил Эду.
Дети глядели на него испуганными тёмными глазами и молчали. Они ещё никогда не видели таких детей. У этого мальчика были мягкие, как молодой мох, светлые волосы и лицо белое, как кость. Он, кажется, нисколько не стыдился того, что зубы у него не подпилены и не вычернены, как у них. Он улыбался, показывая ровные зубы, белые, как у собаки. Дакунти схватила брата за руку.
— Уйдём! — сказала Дакунти.
— Эду! — раздалось вдруг совсем близко от них. — Где ты, Эду?
Дакунти с мальчиком разом упали в траву, точно потонули.
— Эду!… Где же ты?… — Эвердина бежала вдоль изгороди. — Почему ты ушёл?
— Это Минтье, — сказал Эду. — Я за ней побежал.
Минтье давно уползла под веранду зализывать раны.
— Ты с кем-то разговаривал, Эду? Кто здесь был?
— Дети, — сказал Эду.
— Какие дети? — встревожилась Эвердина.
— Коричневые, сказал Эду.
Эвердина потащила Эду к дому.
— Никуда не ходи от меня, Эду! — сказала Эвердина. — Не то я больше не пущу тебя в сад.
Эвердина потеряла покой. Какие-то люди ходили вокруг дома. Но Эдварду она решила пока ничего не говорить.
Он и без того был так неспокоен и грустен все последние дни.
Глава девятнадцатая
РАЗГОВОР В ЛЕСУ
Эдвард терял надежду. Бумаги Ван-Гейма издевались над ним: они загадывали загадку, но не давали к ней ключа. «Надо ехать в дессу, — решил, наконец, Эдвард, — надо расспросить ту смелую девчонку, Аймат-Си-Кете. Может быть, она скажет о радже больше, чем другие».