Опасный инстинкт
Шрифт:
— Никто из окружения Омарова не хочет меня больше видеть… — печально проронила Ева и глубоко вздохнула.
— А, то есть, была бы возможность…
— Я не это хотела сказать! — тут же спохватилась и, поднявшись с дивана, обвила его шею руками. — Ну зачем вспоминать плохое? Как вышло, так вышло, ни к чему сейчас рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом. Нам же было хорошо вместе, разве нет? Ты говорил, что любишь меня, а такими словами не бросаются. Почему бы нам не попробовать начать всё с чистого листа, мы оба свободны, больше нет никаких барьеров. Признаться, я думала о тебе все эти дни и... ночи... — томно промурчала она и, запустив ладонь под резинку его спортивных штанов, нащупала апатично обвисший член. Обвив ствол рукой, играючи поводила вверх-вниз, ощущая под пальцами стремительно набирающую обороты внушительную эрекцию.
Скованные обидой черты лица мужчины разгладились, сквозь стиснутые зубы раздался протяжный выдох.
— Ты — чёртова ведьма, ты знаешь это? — толкнув девушку на разложенный диван, рывком стянул мягкие тренировочные штаны.
Ева виртуозно умела соблазнять мужчин — это было её главным козырем и неоспоримым талантом, а ещё она умела профессионально переобуваться и подстраиваться под ситуацию. Не зря мама говорила, что её родной отец — сицилийский мафиози, с которым она познакомилась, работая в начале девяностых в гостинице Интурист. Горячая итальянская кровь давала о себе знать, и гены, как говорится, пальцем не раздавишь.
В конце концов, сейчас всё равно ей некуда податься, да и к Оскару она действительно питала пылкие чувства, но несмотря на это, где-то в глубине души она надеялась, что когда-нибудь всё будет по-старому: особняк на Рублёвке, шоппинг в Милане и чёрная икра на завтрак. Сильвестр это будет или кто-то другой — не имело значения. А где в этот момент будет Оскар… об этом она старалась сейчас не думать.
Часть 15
*** Ева лежала на разложенном диване и с трудом приводила сбившееся дыхание в порядок. Оскар отымел её настолько феерично, что на какой-то момент она на полном серьёзе забыла о том, в каком дерьме оказалась. Рядом лежал он — красавец из её похотливых фантазий, может, действительно, стоит пересмотреть свою жизнь и довольствоваться тем, что имеешь? Она молода, красива, здорова, в её распоряжении сексуальный жеребец… Ева взглянула на топорщащийся кусок оторванной обоины справа, на оконную раму с облупившейся краской, на ржавое пятно на потолке и поняла, что самообман — это не её история.
Она в полной заднице и как выбраться из неё, не имела ни малейшего представления.
Скрипя половинкой хлипкого дивана, Оскар повернулся к ней и, заложив под голову согнутую в локте руку, прищурился:
— А если Омаров позвонит тебе и скажет, что всё простил, попросит тебя к нему вернуться — ты бросишь меня и уедешь снова на Рублёвку?
— Ну как ты только мог такое подумать, конечно, нет! — правдоподобно солгала Ева, понимая, этого всё равно никогда не произойдёт. Так что и ложь, считай, не ложь. — Ты был прав — Сильвестр не заслуживает такую девушку, как я. С меня достаточно терпеть его унижения! Я хочу начать новую жизнь… с тобой, — протянув руку, провела по рельефной мужской груди.
— Но как так вышло, что живя с ним, ты осталась ни с чем? У тебя не было совсем никаких сбережений?
— Совсем ничего, — вздохнула Ева, с грустью вспоминая шкатулку с драгоценностями на косметическом столике. Как жаль, что Омаров не дал ей собрать вещи…
— Признаться, я думал, что вы женаты…
— И что при разводе я получила бы большой куш? — продолжила за него Ева и горько расхохоталась. — Если бы! Сильвестр не настолько глуп, да и брачных уз боится, как огня.
— Я читал в интернете, набрёл случайно на статью, где было сказано, что Омаров женат, — не унимался Оскар.
— Всего лишь утка. Думаешь, лежала бы я сейчас здесь, будь на самом деле законной женой миллионера? — вспыхнув, встрепенулась: — О, нет, нет! Я не это хотела сказать! Я ушла бы от него в любом случае, к тебе! Да, было бы неплохо, если бы мне удалось урвать пару миллионов долларов при разводе, но тебе же не важны деньги, верно?
— Конечно, нет. Мне важна только ты, — Оскар улыбнулся и притянул девушку к себе ближе. — Да, у меня не дворец, нет прислуги и сорокаметровой гардеробной, но ведь не это в жизни главное, правда?
— Конечно! — охотно закивала Ева, изо всех сил стараясь не расплакаться при упоминании им её прошлой сытой жизни.
В желудке громко заурчало, последний раз она ела рано утром у Али — пакетированный чай и бутерброд с крошечным кусочком сыра. Какой-то дешёвый сыр с жёлтым распродажным ценником… Господи, до чего она докатилась.
— Прости, мне кажется, что у меня нет ничего съестного, — извиняясь, улыбнулся Оскар. — Но есть пачка макарон и, кажется, в морозилке завалялась упаковка венских сосисок.
— Отлично, мне подойдёт, — ответила на улыбку Ева, поднимая с пола его футболку.
— Замечательно, тогда я покажу тебе, где лежат кастрюли.
— То есть? Зачем? — натягивая через голову майку, застыла Ева.
— Как это — макароны же ещё нужно сварить.
— Но я думала, что этим займёшься ты…
— Не знал, что ты такая шутница, — Оскар добродушно поддел пальцем кончик её носа и подмигнул. — Только не говори, что не умеешь готовить.
Молчи, Ева. Тебе некуда пойти!
— Ну конечно, умею. Что за женщина, которая не умеет готовить? Только прежде мне бы хотелось принять душ… Где у тебя ванна?
— Там, в конце коридора, только она, скорее всего, занята, — и добавил тише: — моя соседка, пани Родеска, очень любит поплескаться.
— Пани Родеска? Твоя соседка полячка?
— Вообще-то, её зовут Тамара, но она того, — покрутил пальцем у виска, — с приветом. Рассказывает всем, что была дамой сердца польского революционера.
— О, Боже! А почему она не в психушке? — ахнула Ева, приложив ладошку ко рту.
— Не волнуйся, она не буйная. Да, порой она несёт какую-то чушь, но ты её не слушай, просто кивай и улыбайся, этого достаточно. И да, если она начнет рассказывать тебе про мужа, пропавшего без вести во время вьетнамской войны, сделай вид, что сочувствуешь. Это её любимая байка. Полотенце вон там, — Оскар кивнул на шкаф, Ева на автомате раскрыла створку и достала полосатое полотенце, всё ещё не приходя в себя от шока.
Она здесь, в этой дыре, вынуждена сама готовить себе еду и делить уборную с какой-то левой старухой! К тому же — умалишенной!