Опекун для высшей расы
Шрифт:
Глава 24
Марика, со стола убрав, дернулась посуду помыть на улицу и наткнулась там на двоих оборотней, оставленных за ними присматривать. Шуганулась обратно в дом, но потом рассердилась и на себя, и на дочь, и на двух молодых увальней, усевшихся так, что во двор и не выйти вовсе!
А если б по нужде? Тоже через них скакать прикажете, как Акита на Кауром?
Собралась с силами, снова вышла, дверью хлопнув для порядка.
Парни
– Позвольте, хозяюшка...
Давно Марика такого обращения не слышала. Не то чтобы такого в ее деревне не принято было, просто там по имени все знали. Да и редко с людьми сталкиваться приходилось. Лишь Соль да Акита, а еще брат любимого, Гош... Хороший мужик, красивый, ладный, но уж больно похож на того, для кого песня в душе звучала. До боли похож.
А Марике и без него боли хватает, каждый день по избе напоминание бегает... Да, привыкла уж, по-своему даже полюбила - от отца Соль только внешность взял, а по характеру в Акиту пошел. Такой же решительно-рассудительный. То вроде как взрослый размышляет, а то отчудит - прям пожалеешь о том, что в детстве подзатыльников не додала.
Вот дочь столько лет опорой была и вдруг как последний разум потеряла. Эльфы какие-то, переезды, дом бросили, огород, живность всю... О чем вот думала?! Да еще в этот город...
А парень-оборотень и действительно помогать стал, ведро с водой из колодца вытащил, в таз перелил, поднос с посудой на скамейку пристроил, а сам с полотенцем рядом встал - вытирать миски приготовился.
Марика даже смутилась, так как знать не знала - покормила ее дочь эту парочку, или они тут голодные сидят. Вот стыдоба будет, если не покормила!..
О том, что у оборотней самок ценят и оберегают, а труд на женский и мужской не делят, Марика еще с детства знала. С таким соседом, как Горжин, вокруг которого все местные оборотни-малолетки вились, быстро порядки среди них выучишь. Счастливое у Марики было детство, веселое. И юность была счастливая. И любовь пришла яркая, резкая до умопомешательства, когда за любимым куда угодно, хоть в лес, хоть в шалаш, хоть на край земли!.. Только б рядом быть. И дочь родилась - красавица, как подтверждение большой любви. Рыжая, как все женщины в их роду, смешливая. «Папино солнышко»...
И вдруг как туча набежала. Краски поблекли, мир стал черно-белым. Тут еще... ребенок от насильника. Вот уж повезло ему, что в первые месяцы не до того Марике было, чтоб плод выводить. А на последних как зубами вцепился - ничто не брало! А рожденного обратно уж не запихнешь, только если убить... Но дочь грех на душу взять не дала. Правильно сделала. Бабка говорила, что нельзя им людей убивать. Почему нельзя - не объясняла. Только не потому, что грех на душу, а потому, что им самим опасность какая-то грозит. Да и ладно...
От нечаянных прикосновений мужских рук Марика старалась не вздрагивать. Столько лет уже прошло, а тело еще помнит и боится. Но ведь ум-то не зря телу даден? А по уму видно ж - без злого умысла парень рядом крутится, просто
Был бы рядом в тот день кто из оборотней, не уйти б насильнику живым. Вот что мучает до сих пор больше всего - бродит же где-то безнаказанный... Может, и других несчастных насильничает!
– Если есть хотите, то еще осталось...
– не выдержала Марика.
– Спасибо, хозяюшка, нас скоро сменят, и мы уж в харчевне нашей перекусим. Чего зря вас объедать? У вас и так едоков полный дом, - успокоил парень.
– Это вы не стесняйтесь. Если мясо понадобится - говорите, мы вам свежего принесем, - и улыбнулся, сверкнув белыми острыми зубами на смуглом лице.
Марика даже залюбовалась, с легкой тоской вспомнив, что не девочка уже совсем. И внезапно смутилась и вида своего, и седины в рыжих волосах, пока еще никому, кроме нее, не заметной.
А потом еще больше смутилась, вспомнив более взрослого оборотня, того, которому она в грудь уткнулась, когда из дома выбежать хотела. Как он от нее не шарахнулся-то?
И чуть опять не сбежала, теперь уже домой. Снова паника накатила, только теперь сдобренная щедро новой заботой.
Наверное, впервые за последние лет шестнадцать Марика вдруг задумалась, как она выглядит. Не о том, чтобы просто причесаться и платье надеть не шиворот-навыворот, а именно о том, сколько в ней привлекательности женской осталось. И даже сама удивилась таким мыслям. Вот ведь и забиться от такого количества мужчин вокруг в угол хочется, и в зеркало при этом успеть взглянуть, потому как... Ох, запомнился Марике этот оборотень, а чем - и не поймешь. На мужа совсем вроде не похож - смуглый, чернявый, глазища так и сверкают. Но общее есть - опасностью от него не пахнет, надежный он. Спокойный, сильный и командовать привык...
Ох, неужто время и правда лечит? По крайней мере, прятаться по закуткам уже не так уж сильно и тянет. В зеркало б полюбоваться, да тишком, чтобы дети на смех не подняли...
То-то Акита удивилась, когда увидела мать, сидящую на кровати и разглядывающую свое отражение в маленьком зеркальце.
– Морщин много уже, - пожаловалась она с какой-то детской обидой.
– И седина в волосах так и сверкает!
Девушка подсела к матери, обняла ее покрепче, уткнулась лицом в россыпь длинных рыжих волос по лопаткам...
– Ты у меня самая красивая, мам! Даже не сомневайся!
И улыбнулась, пользуясь тем, что мать спиной не видит, только про зеркало в ее руках позабыла.
– Смеешься? Это ты у меня красивая, а я старая уже...
– Да какая ты старая!
– возмутилась Акита.
– Вон, Регнум с тебя глаз не сводил...
– Так его, значит, зовут?
– внезапно заинтересовалась Марика. Вот ведь как вновь девушкой стала - и боязно, и тянет попробовать. Вдруг получится что? Но боязно больше... и вспоминать страшно. Ох, да о чем она думает-то? Глупости какие...