Опер. Девочка на спор
Шрифт:
Глава 3. Иванна
Не успеваю соскочить с байка, как на меня налетает известная всему дому и, к моему личному несчастью, живущая со мной на одной лестничной клетке, баба Зина. С поджатыми в полоску губами, острым, бегающим взглядом, укутанная в платок, чуть сутулая бабуля упирает руки в бока, выпячивает грудь и надвигается на меня, прижимая обратно к мотоциклу.
— Сколько же можно?! — трясёт костлявым кулаком
— Он просто скучает, — пытаюсь оправдать своего стаффа. — Маленький же еще.
— Видела я, какой он маленький! Чуть моего Барсика до сердечного приступа не довёл. Бедный котик. Пришлось давать ему валерьянку. Приструни своего уродца, иначе…
— Что? — склонив голову к плечу, зло смотрю на соседку. — Отравите?
— Заявлю на тебя! Поняла? Куда следует, заявлю, — снова трясёт своим кулаком у меня перед лицом.
Раздраженно закатив глаза, делаю шаг вперед, вставая вплотную к бабке.
— Пропустите.
Она вновь поджимает губы, недовольно сопит, но отходит в сторону. Достала! Вот реально весь дом достала. Участковый уже не знает, куда от неё прятаться. И это баб Зина еще не знает, что я работаю в органах. Не афиширую свою деятельность от греха подальше. Как в том анекдоте — пусть лучше проституткой считают…
Поднимаюсь в квартиру. Тагги и правда жалобно поскуливает под дверью и стучит об нее лапой. Открываю, щенок в голове, но уже мощный пёс внешне, радостно виляя хвостом, запрыгивает на меня.
— Тагир, фу! — смеюсь я.
Единственный мужчина, который не вызывает у меня ужаса или раздражения. Ему я могу улыбаться. Наверное, поэтому он получился такой вот добряш. А может благодарен за то, что спасла его от усыпления еще щенком.
Знакомые из питомника позвонили. Бракованный, никто не берёт. Это сразу была моя собака. Я почувствовала, как мы с ним необходимы друг другу.
— Ну всё, Тагир! — включаю строгую хозяйку. — Сидеть, — плюхается на задницу и смотрит на меня, склонив голову на бок. — Ругаются на тебя, между прочим. Нельзя скулить.
Стафф дёргает ушами, реагируя на изменения тона. Всё понимает эта шерстяная задница. Сами они все так бракованные…
— Гулять, — снимаю поводок, цепляю крепление к ошейнику и вывожу Тагги в подъезд.
Баба Зина, чтоб её, как раз поднимается. Охает, увидев нас, и начинает демонстративно креститься, а Тагир — рычать на неё в ответ.
— Демон. Как есть демон, — стонет бабка.
— Вы просто руками не машите, баб Зин. Он перестанет думать, что вы нам угрожаете.
— Что? Я?! Да это ты и твоя собака… — верещит она на весь подъезд.
— Рядом, — говорю Тагиру. Он послушно идет у моей ноги мимо истеричной бабы Зины.
Долго гуляем с ним на специально отведенной площадке. Играем в мяч, в палочку, отрабатываем команды и уставшие, но довольные возвращаемся домой.
Вместе готовим еду, смотрим телевизор и уходим спать около полуночи. Тагир ложится у кровати, я закрываю глаза и слушаю, как он сопит.
— Пожалуйста, нет… Не надо. Не трогай!
Резко сажусь, проснувшись от собственного крика. Сердце колотится в горле, дыхание сбилось, руки дрожат, а подушка снова промокла от слёз.
Стафф смотрит на меня с тревогой. Подходит, кладет морду на колени. Провожу ладонью между его ушей, показывая, что я очень ценю беспокойство единственного настоящего друга.
Пересаживаюсь за столик у открытого настежь окна, раскрываю потрепанную папку с альбомными листами и, продолжая дрожать, простыми карандашами рисую резкие линии. Много — много резких линий. Получается комната или тоннель, имеющая вместо тупика черный провал, а на стене тень с неестественно длинными руками и маленькой головой.
Последняя слезинка падает на рисунок. Растираю её, пачкая подушечки пальцев. Поворачиваю голову к окну, а там светит солнце раннего весеннего утра. На ветке тополя сидит смешной нахохлившийся воробей и смотрит на меня с претензией.
Нервно улыбнувшись ему, закрываю папку, бросаю карандаши рассыпанными и отправляюсь на кухню. Собираю хлебные крошки, подсохшую горбушку ржаного, который лежит тут уже сколько? Не помню.
Возвращаюсь в комнату и высыпаю крошки на подоконник. Тагир с интересом наблюдает за мной.
— Нельзя, — говорю ему и ухожу в душ.
Холодные струи воды жалят кожу, скукоживая соски и сжимая лёгкие. Резко выдохнув, меняю температуру и приведённые в тонус мышцы плавно расслабляются. После таких сложных ночей меня обычно спасает контрастный душ и крепкий кофе.
Закрываю воду, выбираюсь на прохладный кафель. Вокруг меня быстро образуются маленькие лужицы, стекающие в одну большую. Привычно не глядя в зеркало на голую себя, заматываюсь в большое махровое полотенце и выхожу на кухню за чашкой черного бодрящего без сахара.
Из головы никак не выходят приснившиеся картинки. Они приходят бессвязными отрывками, и я сажусь, чтобы зарисовать еще одну, пока пью кофе.
Закончив, собираюсь на прогулку с Тагиром. После неё в голове проясняется.
Быстро переодеваюсь. У меня сегодня очень важная встреча.
Напомнив Тагги, что скулить под дверью больше не стоит, и понимая, что баба Зина мне всё равно обязательно позвонит, запираю квартиру и спускаюсь к мотоциклу.
Раздражая стоящих в утренних пробках водителей, просачиваюсь между рядами машин и вовремя оказываюсь у кафе, где мы договорились встретиться с Ириной Сергеевной.