Операция 'Б'
Шрифт:
Гречишников начал разворот, но на обратный курс, к удивлению штурмана, не лег, а повел бомбардировщик со снижением по кругу над Берлином, почему-то увеличив газ. Один круг, второй, третий... Моторы гудят на полную мощь. Штурман не понял рискованный маневр летчика. Надо поскорее уходить к Балтийскому морю, а он кружит и кружит над городом, да еще дал полные обороты моторам.
– Командир, в чем дело?
– забеспокоился он.
– Порядок, штурман! Немножко попугаем фашистов ревом наших моторов. Пусть подрожат от страха, сволочи!
– объяснил Гречишников экипажу свои действия.
Штурман рассмеялся,
Последний, четвертый круг над горящим Берлином, и дальний бомбардировщик лег на обратный курс.
Сообщение газеты "Правда":
"В ночь с 20 на 21 августа имел место налет советских самолетов на район Берлина. На военные и промышленные объекты Берлина сброшены зажигательные и фугасные бомбы. В Берлине наблюдались пожары и взрывы.
Все наши самолеты вернулись на свои базы"
Сообщение ТАСС:
"Нью-Йорк. 21 августа (ТАСС).
По сообщению лиссабонского корреспондента агентства "Оверсис Ныо", один нейтральный наблюдатель, прибывший из Берлина, передает, что воздушные налеты советской и английской авиации на германскую столицу становятся все более эффективными.
В результате прямого попадания бомб сильно поврежден Штеттинский вокзал в северной части Берлина и железнодорожная станция Вицлебен в западной части Берлина. Это серьезно дезорганизовало железнодорожное движение Особенно сильные взрывы были на станции Вицлебен. Разрушены здания, отстоявшие от станции на несколько кварталов. Сильной бомбардировке подверглись промышленные районы Берлина, расположенные в западной части города, главным образом Шпандау и Лихтерфельде. В районе Берлина разрушено или повреждено большое количество заводов. Во время последних двух налетов на Берлин сигнал воздушной тревоги был дан уже после того, как бомбы были сброшены на город..."
Вызов в Ставку
Жаворонков шифровкой доложил наркому Военно-Морского Флота о неудачном эксперименте с ФАБ-1000. На другой день Кузнецов вызвал его вместе с Коккинаки в Москву для доклада о ходе выполнения операции по ответной бомбардировке Берлина непосредственно Верховному Главнокомандующему.
Жаворонков поехал в Курессаре к генералу Елисееву.
– Вот, вызывают на доклад,- сказал он.- Приехал с вами проститься, Алексей Борисович.
Елисеев подавил вздох, видно было, что ему совсем не хочется расставаться с Жаворонковым.
– Едва ли еще встретимся, Семен Федорович,- растягивая слова, проговорил он.
– Да я через три дня вернусь!
Елисеев отрицательно покачал головой.
– Обстановка под Таллинном меняется не по дням, а по часам. Неизвестно, что будет через три дня...
Действительно, на таллиннском участке фронта горячо. Немецкие дивизии ежедневно штурмуют главную базу Краснознаменного Балтийского флота. Части 10-го стрелкового корпуса и морской пехоты с трудом отбивают беспрестанные атаки. Елисеев прав, обстановка меняется по часам...
– Что передать наркому, Алексей Борисович?
– спросил Жаворонков.
Елисеев провел пальцами по клинышку бородки, задумался.
– Что передать, да еще самому наркому?
– повторил он озабоченно,- Да, собственно, ничего. Помощи мы не ждем, хотя она нам нужна позарез. Знаем,- не дадут. Немцы под Ленинградом... Скажите
Жаворонков оставлял за себя полковника Преображенского и просил Елисеева информировать его о всех изменениях обстановки на таллиннском участке фронта и на островах.
– Конечно, конечно, Семен Федорович!
– заверил Елисеев.- Обеспечение налетов на Берлин морских летчиков наша главная задача.
Прощаясь, генералы обнялись, как старые, верные боевые друзья. Каждый из них сознавал, что эта встреча могла быть и последней.
В эмке Жаворонкова терпеливо ждали майор Боков и неотлучно находившийся с ним Вольдемар Куйст.
– Быстро в Кагул,- приказал шоферу генерал, усаживаясь на переднее сиденье.
Машина выскочила из узеньких, извилистых улочек Курессаре и по накатанной гравийной дороге понеслась в Кагул.
– Вольдемар, вам не доводилось бывать в Москве?
– спросил Жаворонков молчавшего Куйста.
– Не приходилось, к сожалению.
– Знаете что, после войны приезжайте-ка ко мне, а? В гости! Посмотрите на Москву.
– Это моя мечта, товарищ генерал!
– воскликнул Куйст.- Увидеть Москву... Своими глазами...
– Вот и договорились...
До Беззаботного Жаворонков летел на самолете капитана Тихонова. Командующий военно-воздушными силами КБФ генерал-майор авиации Самохин прислал ему для сопровождения одного из лучших летчиков-истребителей Героя Советского Союза капитана Бринько. Жаворонков прекрасно знал прославленного балтийского аса, на боевом счету которого числилось уже более дюжины сбитых гитлеровских бомбардировщиков и истребителей. Он еще в первые недели войны поддержал представление вице-адмирала Трибуца к высшей награде бесстрашного летчика, и 14 июля Указом Президиума Верховного Совета СССР капитану Бринько было присвоено звание Героя Советского Союза. Лететь под прикрытием двух истребителей И-16, ведомых лучшими летчиками страны Героями Советского Союза Коккинаки и Бринько, было неопасно: они смело могли отбить атаки превосходящих по численности истребителей противника. Намечалось промежуточную посадку для дозаправки горючим произвести на таллиннском аэродроме. В Кагуле и Асте уже начал ощущаться недостаток авиационного бензина, и потому самолеты, следующие на Большую землю, дозаправлялись в главной базе флота.
Жаворонков по-отцовски простился с провожавшими его летчиками. Хотя он и заверял, что скоро вернется на Сааремаа, но в это мало кто верил. Командующему военно-воздушными силами Военно-Морского Флота в критические для Родины дни предстояло решать более важные стратегические задачи.
Перед отлетом Коккинаки подошел к Преображенскому, провожавшему командующего ВВС флота.
– Вы оказались совершенно правы, Евгений Николаевич,- произнес он.- Моторы на ваших самолетах ни к черту. Да и взлетная полоса никудышная. О ФАБ-тысяча нечего и думать в таких условиях. Так и докладывать буду в Ставке. Жаль старшего лейтенанта Богачева и его экипаж... Так что извините меня за настойчивость. Ведь я выполнял указание Верховного Главнокомандующего товарища Сталина.