Операция 'Б'
Шрифт:
– Чего ее накликать, эту самую беду? Вон она под фюзеляжем висит,- показал Власов на сигарообразную ФАБ-1000, уже подвешенную оружейниками на внешней подвеске.
Гречишников рассмеялся, похлопал штурмана по плечу.
– Не падай духом, Александр Иванович!
– А падай брюхом,- выдавил из себя подобие улыбки Власов.- Если такое брюшко лопнет,- он снова показал на бомбу, хотел что-то добавить, но потом безнадежно махнул рукой.
– Как говорится, бог не выдаст, свинья - не съест,- успокоил Гречишников штурмана.- Где наша не пропадала! Ведь не из таких передряг мы выбирались, Александр Иванович!..
Тяжело груженный ДБ-3 подрулил к началу старта. Разбег машины будет удлинен, и потому взлетную полосу следовало использовать максимально. Время идти на взлет, вон уже и капитан Комаров размахивает сигнальными флажками. Рядом с ним генерал Жаворонков, представитель Ставки Коккинаки, военком Оганезов, военинженер 2 ранга Баранов. Все они внимательно следят за бомбардировщиком капитана Гречишникова.
– Штурман, готов?
– спросил Гречишников.
– Готов, - вяло ответил Власов.- Ко всему готов...
– Ну-ну, выше нос!
– И так держу высоко. Выше некуда...
– Стрелок-радист?
– На пять баллов, товарищ капитан!
– отозвался сержант Семенков.
– Воздушный стрелок?
– Все в порядке, товарищ капитан!
– ответил краснофлотец Бурков.
– Тогда, как говорится, с Богом. На Берлин!
– приободрил экипаж Гречишников.
Он опробовал моторы, дав полный газ. Над предвечерним Кагулом разнесся их мощный рев. Убедился, работают устойчиво, можно взлетать. Открыл правый фонарь кабины, высунул руку: готов! Увидел, как генерал Жаворонков одобрительно кивнул ему и приложил руку к козырьку фуражки. Коккинаки напряженно наблюдал за происходящим.
Гречишников отпустил тормоза, дал газ. Бомбардировщик вздрогнул и, словно нехотя, тяжело тронулся с места. Теперь только за считанные секунды набрать предельную скорость, оторвать от земли самолет до окончания взлетной полосы. Главное, подняться в воздух, а там станет легче. Если уж до Берлина с ФАБ-1000 не дотянуть, тогда сбросить ее хоть на запасную цель.
Гречишников выжал газ до отказа. Моторы заревели С душераздирающим надрывом, самолет ускорил бег по серой грунтовой полосе, но никак все еще не мог оторваться от нее. Летчик снова и снова давил на педаль газа, моторы перешли на зловещий вой; уже позади половина взлетной полосы, а шасси словно приросло к земле. "Тяни, тяни, тяни!" - просил, требовал, умолял Гречишников, чувствуя, как от перенапряжения лицо покрылось крупными каплями пота. Позади осталось две трети взлетной полосы, моторы работали на полную мощь, а бомбардировщик, всегда послушный воле летчика, не подчинялся больше ему, не взлетал, продолжал катиться к стремительно приближающейся кромке леса. "Все, не вытянет, прекратить взлет",- пронеслось в голове Гречишникова. Но уже поздно тормозить, взлетная полоса кончается, ДБ-3 врежется в деревья и взорвется. Только вперед, есть еще надежда, хоть и минимальная...
Бомбардировщик, наконец, подпрыгнул и повис в воздухе, еле-еле набирая высоту. У Гречишникова, да и у всего экипажа, вырвался вздох облегчения: начинался долгожданный взлет, вымотавший все нервы. Но что такое? ДБ-3, уже перевалившего через изгороди и кусты, тянет вниз, ревущие на разнос моторы не в силах поднять его ввысь. Гречишникова бросило в холод, точно к груди приложили большой кусок льда. Всем сердцем почувствовал, физически ощутил, что не подняться выше им с таким тяжелым грузом на борту, не вытянут моторы. Сейчас бомбардировщик рухнет вниз, и ФАБ-1000 взорвется...
– Штурман!
– закричал Гречишников.- Сбрось ее, окаянную!
ДБ-3 уже заваливало носом, он не слушался штурвала. Мелькали кочки, кусты. И вдруг самолет резко подбросило, толкнуло вперед. Догадался, штурман успел-таки освободиться от авиабомбы, ухитрился сбросить ее на такой маленькой высоте. Молодец да и только! Сейчас, сейчас рванет сзади авиабомба, подальше бы, подальше от нее...
Удержать бомбардировщик у Гречишникова не было сил. Самолет стукнулся о землю, у него оторвало шасси, на фюзеляже он прополз по траве метров пятьдесят, круто развернулся на правое крыло и загорелся. Гречишников резким движением открыл левый фонарь, отстегнул мешавший парашют и боком вывалился на плоскость, скатился на траву. Рядом с ним упали штурман Власов и стрелок-радист сержант Семенков. Вскочив, они бросились от горящего самолета в сторону и ничком упали в спасительную траву: с секунды на секунду полные баки с бензином взорвутся и разнесут бомбардировщик на куски. Если ФАБ-1000 чудом не взорвалась, то около трех тонн бензина в баках сделают свое черное дело...
Сердце у каждого билось учащенно, вот-вот громыхнет над головой. Но что за напасть? Крик, человеческий крик:
– Помогите! Спасите! Спасите!..
Летчик, штурман, стрелок-радист оторвались от земли разом, как по команде кинулись к горящему самолету. В спешке они забыли воздушного стрелка краснофлотца Буркова, думая, что тот тоже выскочил из кабины и убежал в противоположную сторону. А он, оказывается, в объятом пламенем самолете. Не отдавая себе отчета и не думая об опасности - языки пламени вот-вот коснутся бензина в баках и взорвут бомбардировщик - все трое подбежали к хвостовой кабине воздушного стрелка, кулаками разбили целлулоид и вытащили придавленного сорванным с тумбы зенитным пулеметом задыхавшегося Буркова.
Мощный взрыв громыхнул, когда все четверо уже распластались в траве на безопасном расстоянии от места катастрофы.
– Дважды повезло нам, друзья,- первым поднялся с травы Гречишников.
– Я же до взлета еще говорил, что повезет как утопленникам!
– с горечью произнес Власов.
– Но почему ФАБ-тысяча не взорвалась?
– удивился сержант Семенков.Действительно, везучие мы...
– Да, везучие!
– со злостью ответил Власов.- Если бы я не успел на этом страшилище законтрить взрыватели...
Гречишников крепко сжал руку штурману, поблагодарил его за спасение.
Со стороны аэродрома показалась черная эмка. Она подкатила к горящему свечой бомбардировщику, из нее вышли Жаворонков и Оганезов. При виде стоящих кучкой всех членов экипажа, живых и невредимых, генерал вначале не поверил своим глазам, потом подбежал к Гречишникову, заключил его в объятия. Обнял Жаворонков и штурмана, стрелка-радиста и воздушного стрелка.
– Живы, живы, соколы мои дорогие! Живы, чертяки милые!
– радостно повторял он. По его щекам текли слезы.
Следом подкатила санитарная машина с военврачом 3 ранга Баландиным. К его удивлению, кроме кровяных ссадин на руках, у экипажа ранений не было, даже легких.
Предстоял взлет очередных бомбардировщиков, идущих на Берлин, и Жаворонков заторопился на старт. С собой в эмку он прихватил и капитана Гречишникова; остальных членов экипажа поместили в санитарной машине.
С аэродрома в Асте ДБ-3ф старшего лейтенанта Богачева с двумя ФАБ-500 на внешней подвеске взлетал почти одновременно с дальним бомбардировщиком капитана Гречишникова в Кагуле. Майор Щелкунов и капитан Тихонов были благодарны полковнику Преображенскому, пославшему в экспериментальный полет из морской авиагруппы опытного штурмана лейтенанта Шевченко, уже трижды слетавшего в Берлин. А Богачев летит первый раз, да еще с таким тяжелым грузом авиабомб на борту, он смело может довериться новому штурману, изучившему маршрут до столицы фашистской Германии.