Операция «Багратион»
Шрифт:
У. Черчилль отвечал 21 июля, что «Все разумное и эффективное, что мы можем сделать для помощи Вам, будет сделано. Я прошу Вас, однако, иметь в виду ограничения, налагаемые на нас нашими ресурсами и нашим географическим положением…. Предпринять десант большими силами означало бы потерпеть кровопролитное поражение, а небольшие набеги повели бы лишь к неудачам и причинили бы гораздо больше вреда, чем пользы, нам обоим. Все кончилось бы так, что им не пришлось бы перебрасывать ни одной из частей с Ваших фронтов, или это кончилось бы раньше, чем они могли бы это сделать….» [4, c. 11–13]. Фактически это был отказ в открытии второго фронта, и Советскому Союзу пришлось сражаться фактически в
Никаких подвижек в отношении второго фронта не было сделано и в ходе визита в СССР министра иностранных дел Великобритании Э. Идена, прибывшего в Москву в декабре 1941 г. с целью заключения союзного договора. Определенные надежды, правда, возникли во время визита наркома иностранных дел В.М. Молотова в Лондон и Вашингтон в мае-июне 1942 г. На тот период германская военная машина вновь готовилась к мощному наступлению, теперь на южном участке советско-германского фронта. И если главным результатом посещения Молотовым британской столицы стало подписание 26 мая союзного договора между СССР и Великобританией сроком на 20 лет, то визит в Вашингтон сулил более солидные перспективы соглашения об открытии в Европе второго фронта уже в 1942 году.
Что же произошло, когда Молотов приземлился после долгого перелета в американской столице? Переговоры с Рузвельтом были напряженными, но 11 июня 1942 г. было все-таки подписано «Соглашение между правительствами Союза Советских Социалистических Республик и Соединенных Штатов Америки о принципах, применимых к взаимной помощи и ведению войны против агрессии». Более того, в коммюнике была согласована фраза о том, что «достигнута договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 г.». Как отмечал выдающийся военный историк профессор О.А. Ржешевский, Молотов скептически отнесся к заверениям Рузвельта о втором фронте 1942 г., в то же время Сталин считал это вполне возможным [3, c. 237].
К тому времени события на тихоокеанском театре военных действий стали меняться в лучшую сторону для Соединенных Штатов. Сражение, произошедшее в Коралловом море (7–8 мая 1942 г.), дало возможность флоту США свести на нет операцию японцев по захвату Порт-Морсби на Новой Гвинее. Токио намечал этот пункт как один из ключевых в своем наступлении на Австралию. И хотя положение американских сил продолжало оставаться все еще угрожающим, был сделан важный шаг к дальнейшим победам США у атолла Мидуэй и о. Гуадалканал в 1942–1943 гг.
Однако расчеты Советского Союза на скорую помощь союзников не оправдались. Во время своего визита в Москву в августе 1942 г. британский премьер У. Черчилль фактически дезавуировал предыдущие обещания об открытии второго фронта в 1942 году. Вместо этого он предложил высадку союзных сил в Северной Африке и дальнейшее наступление в Средиземном море в районе Сицилии и Апеннинского п-ва. Сталин оценил, конечно, стратегические выгоды (прежде всего для западных союзников) такого развития событий, но был категорически против невыполнения обещаний по открытию фронта во Франции. Возник конфликт. Советская сторона сделала соответствующее резкое заявление, вызвавшее недовольство Черчилля. Но положение дел это не поменяло. Советский Союз в самый разгар битвы за Сталинград и Кавказ должен был практически в одиночку отбивать мощнейшее наступление вермахта. В то же время союзническая помощь СССР по ленд-лизу пока продолжала оставаться на очень низком уровне; более того, после разгрома немцами каравана PQ-17 союзники на какое-то время перестали отправлять конвои по северному маршруту.
Тем не менее Советский Союз выдержал все сложнейшие испытания 1942 – начала 1943 годов. Немцы были окружены и уничтожены под Сталинградом и быстро отступали от Кавказских предгорий. Все это время Москва надеялась на скорое изменение позиций США и Великобритании по вопросу высадки во Франции. Мы вели коалиционную войну. Но после Сталинграда стало понятно, что СССР не просто доказал высочайшую боеспособность своих вооруженных сил, но теперь точно не проиграет войну с Германии. Мы шли на запад. Одновременно в некоторых разведывательных кругах США стали даже опасаться, что Москва вдруг не захочет далее воевать с Германией. Предположение было абсолютно ложным и ни на чем не основанным, – разве только что на стыде, которыйе очевидно испытывали некоторые руководители западных союзников в связи с неоткрытием второго фронта.
При этом и в Лондоне, и в Вашингтоне со всей очевидностью понимали, что все успехи англо-американских сил на европейском ТВД (да и в целом на других театрах войны) целиком и полностью зависели и продолжают зависеть от того, насколько успешно будет действовать Красная армия. Любой успех западных союзников стал бы только локальным, если бы не продолжение мощного наступления Красной армии на советско-германском фронте.
Время шло. Весной 1943 года на советско-германском фронте наступило некоторое затишье, которое обе стороны использовали для подготовки дальнейших боевых операций. Немцы готовились провести операцию «Цитадель» в районе Курского выступа. В то же время англо-американское командование разрабатывало свои планы, которые были связаны, прежде всего со средиземноморским театром военных действий.
Встреча Рузвельта и Черчилля в Касабланке в январе 1943 года фактически подвела черту под надеждами на открытие второго фронта во Франции до 1944 года. По итогам данного саммита лидеры западных союзников направили Сталину совместное послание. Оно не содержало, к сожалению, никакой конкретной информации об общих планах боевых действий на севере Франции и точных сроках англо-американских операций. Главным посылом было ожидание, что «эти операции, вместе с Вашим мощным наступлением, могут, наверное, заставить Германию встать на колени в 1943 г.». В Москве эта формулировка никого не ввела в заблуждение, и ответом на телеграмму был запрос, содержащийся в послании Сталина от 30 января 1943 г. Президенту США и Премьер-министру
Великобритании: «…я был бы Вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях в этой области и намечаемых сроках их осуществления» [4, c. 87–88].
Чтобы сгладить негативный эффект от предшествовавшей переписки Черчилль направил советской стороне послание, составленное в более позитивном и конструктивном ключе: «Мы также энергично ведем приготовления, до пределов наших ресурсов, к операции форсирования Канала в августе, в которой будут участвовать британские части и части Соединенных Штатов… Если операция будет отложена вследствие погоды или по другим причинам, то она будет подготовлена с участием более крупных сил на сентябрь» [4, c. 91–92].
Современные историки, в т. ч. западные, нередко и небезосновательно считают этот посул Черчилля преднамеренным обманом. Заверяя на протяжении всего 1943 года о своей приверженности идее открытия второго фронта в Европе, правительства США и Англии на самом деле планировали продолжать реализацию своей средиземноморской стратегии. Впрочем, подобный обман не мог продолжаться долго, и после очередного американо-британского саммита на высшем уровне, который имел место в Вашингтоне в мае 1943 года, Рузвельту пришлось взять на себя бремя ответственности и официально довести до советской стороны сообщение о переносе сроков открытия полномасштабного второго фронта на 1944 год.