Операция "Бешеные лошади"
Шрифт:
Скрепя зубами от бешенства, Тара была вынуждена согласиться. И с того дня, просто чудовищно огромный табун лошадей, словно раздувшийся после битвы на несколько тысяч трофейных коней, медленно двигался по широким заливным лугам Левобережья Лонгары, постепенно и неуклонно смещаясь в сторону далёкого Старого Ключа.
И лишь отдельные, редкие стычки со случайными, неподчиняющимися Таре отрядами амазонок, разбойничавших на этом берегу, изредка нарушали это неспешное, но уже неостановимое движение.
И их безмятежному движению ничто больше не грозило, поскольку после столь чудовищного разгрома,
Для защиты со стороны реки, параллельно основному руслу постоянно двигались несколько конных отрядов периодически сменяемых курсантов, ограждая табуны от возможного посягательства амазонок. А впереди и по бокам постоянно рыскали небольшие охранные отряды неловко сидящих на лошадях конников, на ходу осваивающих азы вольтижировки.
После мучительной казни рыцарского дворянства и пленения огромного числа раненых амазонок, последние уже вели себя на левом берегу очень аккуратно и осторожно, опасаясь хоть чем-то прогневить движущуюся по берегу армию. Опасаясь за судьбы своих товарок, попавших в плен, они уже не так вольготно хозяйничали на этом берегу и старались даже случайно никого из местных не задирать.
До всех амазонок, находившихся в рейдах, или собиравшихся на этот берег в набег, было лично Тарой доведено, что любая попытка учинить безобразия в левобережных поселениях повлечёт за собой жестокую месть со стороны Речной Стражи. Особо подчёркивалось и персональное обещание её начальника, Тары, озабоченной сохранением жизней пленённых амазонок из своего корпуса, её обещание лично снять шкуру с любой, кто только сунется туда.
— Две тысячи! — Тара, в безсильной ярости металась по тесной каюте капитанской лодьи. — Две тысячи пленных.
— Лучше бы их добили, — тяжело грохнула она кулаком по столу. — Ну погибли и погибли. Не первые и не последние. Ещё наберут. Ещё будут выпуски. Но эти то живы, — злобно ткнула она кулаком в перегородку. — Да ещё их и лечат, не жалея дорогущих лекарств.
— Да где же это видано, — снова заметалась она по каюте. — Выхаживают своих врагов, как родных детей. Чуть ли не всех вытащили с того света.
— Боже, — Тара остановилась посреди каюты и бездумным взглядом уставилась куда-то в пространство. — Как же всё это плохо, — неожиданно чётко и ясно выговорила она.
— Ты что, Тара, в своём уме, — ахнула Варья Сухая из Дола, маленького городка где-то на границе с Подгорным княжеством, её теперь личный секретарь и старая подруга, с которой они начинали с самого начала службу в казармах. Она теперь была вместо сгинувшей где-то в пылу битвы Кары, и несмотря на давнюю дружбу, всё одно раздражала Тару одним своим видом, напоминая о тяжёлой потере. — Да как ты можешь такое говорить? — в ужасе уставилась Варья на неё. — Да ещё о наших бедных девочках? Они же ещё совсем молоденькие.
— Как? — Тара, медленно повернувшись всем корпусом к ней, наклонилась, приблизив лицо к сидящей за крохотным столиком Варье, и, цедя каждое слово, тихо выдохнула. — Они на этом не остановятся.
—
— Ду-ура! Ты ничего не поняла, — выговаривая каждое слово по отдельности, — оборвала её Тара. — Это наш Совет Матерей на этом не остановится. Они захотят отыграться и наверняка готовят уже флот вторжения в этот их вонючий, нищий городишко.
— Зачем? — удивлённо посмотрела на неё Варья. На оскорбление она не прореагировала никак. — Нам же там ничего не надо. Ни золота, ни добра какого, там же ничего нет. А нападать на них себе дороже. Они же бешеные. Будут драться за каждый кустик. Нам это вторжение такой ещё кровью выйдет, что лучше бы его и не было.
— Они используют наших девочек, — с тоской во взгляде заметила Тара, снова тихо ткнув кулаком в стену каюты. — Используют то, что они окажутся в городе. Как только до них дойдут вести о порядочном обращении с пленными, так они наверняка решат этим воспользоваться. И я даже знаю, как, — с тоской во взгляде, Тара опустилась на откидной стул, привинченный к стенке каюты, и мрачно уставилась прямо перед собой. — А потом их постараются всех изолировать и перебить, чтобы вести о хорошем к ним отношении не достигли любопытных ушей в остальном войске. Чтобы у других не было искуса сдаваться левобережным в плен.
— Они по любому смертники.
— И тут ещё эта сучка, Лидка Подгорная. Шлюха тупая! — выругалась Тара.
— Да, — протянула задумчиво Варья, — припомнит она нам этот вонючий трюм, припомнит. Такая, не забудет.
— Может её того? — махнула она большим пальцем правой руки по горлу.
— Поздно, — глухо отозвалась Тара. — Сразу надо было. А теперь уже поздно, — с явственно прозвучавшей тоской в голосе, тихо проговорила она.
По грязно белому войлоку боковой стенки просторной, но раздражающе низкой кибитки, в глубине которой на крепких толстых конопляных канатах был подвешен узкий, походный гамак для раненого Сидора, медленно ползла большая, жирная муха.
— "Муха, — была первая мысль, пришедшая Сидору в голову как только он открыл глаза. — Зелёная. Жирная. А это? — повёл он вокруг глазами. — А это я уже где-то видел…
— Лазарет", — пришло осознание.
— Здорово Сидор! — негромкий, с нотками явного облегчения голос сидящего у его изголовья Корнея вывел его из задумчиво-созерцательного состояния. Осторожно пожав лежащую поверх новенького лоскутного одеяла безвольную руку раненого, Корней тихо, участливо спросил. — Ты как тут, живой?
— Да живой я, живой, — едва слышным, слабым голосом откликнулся Сидор, пытаясь через силу улыбнуться. — Вот зараза, — пожаловался он жалобно, — даже улыбнуться не могу. — Сил нет.
— Да-а…, - медленно протянул Корней, глядя на лежащего, как колода Сидора с откровенной жалостью, — здорово же тебя расшибло. Мы уж тут думали всё — нет больше нашего Сидора.
— Теперь будешь знать, каково это в атаку на конного рыцаря дуриком нестись. А то всё ерунда, ерунда, панцирь, панцирь, — сердито обругал его Корней.