Операция «Бременские музыканты»
Шрифт:
Алька выхватил бересту, угрожающе проговорил:
— Нам — капуста? Это уже слишком!
— И мы раскачиваемся сто лет? — выкрикнул Капитан.
— Еще и обзываются! — возмущенно добавила Катька.
— Это им так не пройдет!
— Подумаешь — музыканты на чашках-ложках!
— Постойте, не галдите! — перебил всех Севка. — Тут упоминается Старый Оскол, да, Клара Сергеевна? — повернулся он к вожатой.
— Да, — сказала вожатая. — Деревня недалеко. А что?
— А то, что в Старом Осколе у меня бабушка с дедушкой!
— Вот и отлично, — сказала Клара Сергеевна. — Это мы учтем. Завтра с утра возобновим наш разговор. А сейчас — быстро на линейку.
Во время тихого часа «Лесные братья» не спали. Они обсуждали донесение.
Алька вздохнул:
— Надо нам за ум браться, если за нами следят. Правильно Катька говорит, что мы только и умеем выкручиваться да обманывать. Потому что боимся правды. А правды нечего боятся. И вообще надо жить честно. И насчет жабы под девчачьей подушкой тебе, Игорь, надо признаться.
— Признаться можно, — согласился Капитан. — Только ведь опять начнут звено склонять: такие-сякие.
— «Признаться»… — усмехнулся Добавочка. — Да знаете, что жить по правде — самая глупая затея. По правде никогда не получится. Сам же кругом будешь виноват. Я тоже одно время хотел стать честным. А оказался в дураках.
И он рассказал, как это случилось. Учительница велела дома переписать упражнение из учебника. Петька очень старался и получил пятерку. А старушка-соседка прочитала Петькино домашнее задание и нашла ошибку, которую не заметила учительница. Ну, а Петька в это время как раз жил по правде. Он взял да и проявил честность, показал учительнице ошибку. Учительница слово исправила, а пятерку перечеркнула и поставила четверку.
— Дошло? — заключил свой рассказ Добавочка. — Вот как жить по правде…
— Не умер же ты из-за четверки, — сказал Санька. — Зато совесть чиста…
— Чиста… А пацаны обозвали меня лаптем…
Алька стал доказывать, что Петька никакой не лапоть, сделал правильно, если решил жить по правде. Конечно, быть и честным, и справедливым, и добрым нелегко. Но попробовать надо.
Потом снова вернулись к секретному донесению, и Севка сказал:
— Если Старый Оскол — та самая деревня, то все в порядке. Я разыщу там Ваську, и мы у него все выпытаем. Он наверняка знает.
— И про капусту с редькой, — подсказал Петька.
— Под этими овощами что-то важное зашифровано, — проговорил Игорь. — Был со мной случай, поплыли мы однажды с одним знакомым баргузином через Байкал…
— Погоди ты! — перебил его Алька. — Пусть сначала Севка про Старый Оскол доскажет. Это нам завтра пригодится.
И Севке пришлось рассказывать все по порядку.
В деревне Нижний Оскол у него живут дедушка и бабушка. Прошлое лето он на три дня ездил к ним. В деревне вместе с Васькой Комолым досыта попинал футбол и половил пескарей. Комолым Ваську прозвали за то, что он очень смирный.
Другие
— Огурцы — они здорово растут, — сказал Васька. — Через день-два собирать не успеешь… Твоя бабушка умеет растить. В парниках. Ни у кого нет, а у вас есть…
Приятели оборвали все огурцы, даже чуть ли не зародыши… Бабушка обнаружила это.
— Не ваших ли рук дело? — спросила она. Васька изобразил удивление:
— Наших? Вот, святая икона! — и перекрестился левой рукой.
Бабушка подозрительно посмотрела на него:
— Молчи уж, безбожник! И креститься не умеешь. Ну, раз не вы, значит, другие парнишки в огород повадились. Караулить придется.
— Пусть еще попробуют хоть один огурец сорвать, — сказал Васька. — Мы сейчас же, бабушка, капкан поставим.
— И не выдумывай. Еще сами покалечитесь…
Васька решил, что капкан все-таки надо поставить. Только это может убедить бабушку, что огурцы рвали другие мальчишки.
Утром Севка едва успел проснуться, как услышал чей-то крик.
— Никак дед, — тревожно проговорила бабушка. Потом глянула в окно и всплеснула руками: — Господи, кто это его за руку укусил?..
Бабушка перекрестилась:
— Побежал между грядок старый. Батюшки, теперь за ногу сцапали.
В ограду дед прихромал сам не свой. На правой руке у него болтался капкан.
Когда все выяснилось, Севку и Ваську дед в сердцах назвал балбесами.
— Таким бы парням и работать уже не грешно. А так только родители на вас хлеб зря переводят.
Потом посмотрел на Ваську и сказал:
— Растешь ты, парень, в деревне, а к нашему труду совсем не приспособлен. Вот возьмусь по-соседски за тебя, человеком сделаю.
Через день дед отошел и стал добрее. Он пригласил внука на сенокос возить копны.
— Не хочу. Вот если бы на пасеку… — сказал он.
Ведь его дед — бригадир. Он вполне мог бы свозить Севку на пасеку. Но дед стукнул по столу кулаком.
— Вот что, дорогой внучек. Хотя и неудобно, и обидятся на меня твои родители, но бездельников в своем доме не потерплю. Собирай свои манатки. Не хочу видеть такого внука. Сам всю жизнь тружусь и лодырям потакать не собираюсь.
Бабушка в слезы, стала упрекать деда в жестокости, говорить, что его осудят люди. Но тот стоял на своем:
— Умный не осудит… Одумается, поймет, что человека по труду ценят — милости прошу.
Бабушка не отпускала Севку. Но тот вернулся домой на колхозном грузовике, отправляющемся в город, а нынче наотрез отказался ехать на лето в Нижний Оскол.
Решительность Севкиного деда и его непримиримое отношение к лодырям повергли всех в уныние.
— Серьезный, видать, у тебя дед, — сказал Алька. — Хорошо бы с ним не встречаться.