Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки
Шрифт:
— Думаю, да, о Сити.
Достойный господин не торопясь раскурил трубку:
— А как отнесутся к этому твои родители?
— У меня нет родителей, — ответил Омар. — Мой приемный отец, воспитавший меня, умер, и сводные братья выгнали меня. Наудачу Хасан предложил мне временное убежище; я даже представить себе не мог, что мне дальше делать.
Господа продолжили диалог на английском, которого Омар не понимал, причем госпожа постоянно качала головой. Омар еще никогда не видел такую красивую женщину вблизи. На ней было длинное, пурпурно-лиловое платье с воротником цвета охры. Талия была затянута так узко, что, казалось, взрослый мужчина мог бы обхватить ее ладонями. Под оборкой подола платья виднелись застегнутые
— Ну, хорошо, — сказал достойный господин, — ты будешь получать двадцать пиастров жалованья, а также еду и жилье. Будь готов, завтра утром мы отправляемся в Луксор. Ровно в десять жди у входа в отель. — И, не произнеся более ни слова, господа исчезли.
Inscha’allah. Омар стоял неподвижно, как мангровое дерево, ему казалось, что он спит, его мысли мешались, а в голове звучали слова микассы: «Твоя жизнь предначертана, как путь звезд».
— Эй, ты, убирайся! — Грубый голос служащего отеля привел Омара в чувство. Длинный парень нанес ему удар палкой по спине. Сам по себе удар не причинил боли. Больно было оттого, что его выгоняли как собаку.
Перед входом в отель ждал Хасан.
— Хасан, — закричал Омар, — они взяли меня!
— Я знаю, — ответил тот, и улыбка расплылась на его лице. В руке его были зажаты десять пиастров. — За посредничество.
Ночью Омар проскользнул к своему убежищу позади дома Муссы, чтобы забрать припрятанное там — плоды многолетних трудов, жалованье за его работу. Мешочек был тяжел, и Омара переполнила гордость. На следующий день с самого утра он ждал перед входом в «Мена Хаус». Слова «десять утра» для него ничего не значили. Ни один погонщик верблюдов в мире не знает, что такое часы, и не ориентируется по ним. Омар сел в тени стены, положил возле себя свое богатство и стал ждать появления господ.
Подъехал экипаж, и появился Саид. Служащие отеля засуетились, принося ящики и чемоданы, покрытые пестрыми картинками, и начали нагружать экипаж. Омар подошел и пожелал доброго утра господину. Его никто даже взглядом не удостоил. Когда весь багаж был погружен, появилась женщина в узком дорожном костюме и с зонтиком в руке, и Саид помог ей подняться в экипаж. Омар со своим свертком сел возле кучера. Тот прищелкнул языком, и лошади тронули.
Улица, ведшая в Каир, казалась бесконечной; пыль и грязь, поднимаемые проезжающими экипажами, покрыли пальмы по обе стороны дороги, окрасив их в серый цвет. Торговцы носились между повозками, вспрыгивали на тротуар и пытались всучить проезжавшим цепочки, фигурки или сладкую выпечку, пока кучер не разгонял их кнутом. И чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее становился шум.
У садов Исмаила экипаж повернул на набережную Нила, и Омар впервые увидел зеленоватый поток и фелуки с треугольными парусами, и колесные пароходы, чьи дымовые трубы открывались наверх, как распускающиеся цветы. Удивление переполнило его, так что он не мог произнести ни слова. Он только часто закивал, не оборачиваясь, когда кучер спросил, впервые ли он видит Маср-эль-Кахира. До сих пор мир Омара заканчивался там, где был горизонт, где небо соединялось с землей, на расстоянии одного дня ходьбы от Гизы, и он еще никогда не задумывался о том, что же находится за горизонтом.
Когда экипаж пересек Нил, кучер кнутом показал на отели справа — многоэтажные дворцы, ничего общего не имевшие с «Мена Хаус», окруженные пальмами. Практически все здания по берегам Нила были многоэтажны. Внезапно кучер явно чего-то испугался и изо всех сил вцепился в поводья. «Автомобиль!» — закричал он, резко подавшись вперед.
Омар привстал и вытянул шею, чтобы лучше разглядеть олицетворение чуда, приближавшееся к ним. Он уже слышал, что теперь повозки могут ездить без лошадей, но видеть такое ему не приходилось. Медленно, покачиваясь и пыхтя, к ним приближался автомобиль на маленьких колесах. Вместо поводьев кучер держал в руках руль. Во имя Аллаха, он действительно передвигался без лошадей, как будто подталкиваемый невидимой рукой! Вокруг него, шумя и галдя, толпились ребятишки, некоторые встали на его пути, раскинув руки и будто пытаясь остановить его с помощью той волшебной силы, что двигала им. Кучер автомобиля проложил себе путь, бросив хлопушку — дети с визгом бросились врассыпную, освободив дорогу. Это, однако, напугало и лошадей, и кучеру пришлось приложить массу усилий, чтобы сдержать их.
— Еще придет время, когда лошади не будут нужны, — проворчал кучер, когда автомобиль проехал. — В Америке уже есть автомобили, у них столько сил, сколько у сотни лошадей. Сотня лошадей, слышишь? А знаешь, сколько съедает сотня лошадей? Во всем Каире не найдешь ни одного извозчика, который бы мог себе позволить держать сотню лошадей!
Омар кивнул. Это все выходило за рамки его понимания: сотня лошадей перед одной повозкой.
— В Америке, — продолжал кучер, — производится триста тысяч автомобилей — каждый год. Можешь себе это представить? — Омар молчал — как не мог он себе представить, где находится Америка, так и число «триста тысяч» ничего ему не говорило; ему доставляло уже достаточно трудностей осознать все то, что он видел в настоящий момент.
На площади у вокзала теснились экипажи, между ними — хорошо одетые люди, в основном, европейцы. Египтяне в национальной одежде и служащие в ливреях с тюками, ящиками и чемоданами прокладывали себе путь в толпе, издавая крики, подобные верблюжьим, когда тех бьешь набутом. Если пройти становилось невозможно, слуги брали небольшие палки и били ими тех, кто мешал. Пахло пылью, лошадиным навозом и сладкой выпечкой, которую мальчики пекли в маленьких печках.
Как только повозка остановилась, ее окружила толпа носильщиков, каждый из которых старался заполучить что-либо из багажа, так что на разгрузку много времени не ушло. Затем вышли господа.
— Дорогу профессору из Англии! — кричал кучер, замахиваясь кнутом. — Дорогу профессору Шелли с супругой. — Но ни крики, ни кнут не помогали, так что на то, чтобы вся компания добралась до здания вокзала, потребовалось немало времени.
Вокзал из белого и красного камня был похож на замок. Башенки, эркеры и остроконечные окна с красно-синими стеклами создавали впечатление, что это резиденция паши. «Дорогу профессору Шелли с супругой!» — повторял кучер вновь и вновь, и таким образом Омар узнал имя своего господина, которого раньше ему слышать не приходилось. Повсюду толкались и пихались, и госпожа время от времени вскрикивала: «О боже, о боже!» Там, где толпа сомкнулась еще плотнее, железная решетка отделяла вокзал от перрона, на который пускали только отправлявшихся в путь. Служащие вокзала, одетые в красную с зеленым униформу с золотыми нашивками на груди, сдерживали толпу в узких проходах, пропуская на перрон тех, кто предъявлял билет. Омар впервые в жизни оказался на перроне.
Черное железное чудовище на красных колесах величиной с дом шипело и пускало вокруг себя дым, а иногда из него между путями извергалась струя воды, как между широко расставленными ногами верблюда после водопоя. Устройство издавало металлические звуки, каких Омару раньше не доводилось слышать. За локомотивом и вагоном с углем располагались выгоны с купе первого класса. Господа в светлых костюмах и шляпах с широкими полями и дамы в пестрых платьях беседовали на перроне, пока слуги грузили багаж. Продавцы газет выкрикивали заголовки, продавцы орехов расхваливали свой товар, продавцы лотерейных билетов обещали выигрыши до сотни фунтов.