Операция «Химера»
Шрифт:
Ерик, полностью уверенный, что одной манипуляцией здесь не обойтись, озадаченно притих. Обычно они снимали качественное похмелье в два, а то и в три приема. Но неведомая бурда под названием «рассольчик» оказалась настолько чудодейственной, что Рой действительно чувствовал себя всего лишь не выспавшимся. Интересно, почему настолько результативное средство до сих пор еще не поставлено на поток и не принесло заслуженных дивидендов изобретателю? То есть, изобретательнице, конечно.
— Ну вот и славненько, — обрадовалась будущая миллиардерша. — Тут ведь душа нужна, к рассольчику–то.
Отшатнувшийся от неожиданности Рой понял, что миллиарды отменяются: такое производство на поток точно не поставишь. Разве что себе отлить на будущее, чтобы потом пользоваться.
Ерик недовольно заметил, что не о том думать нужно, и еще напомнил, что ему совершенно несложно убирать похмелье в несколько приемов.
Да уж, не поспоришь. А что делать, если мысли не мелькали и даже не пробегали, а вяло ворочались, словно стадо бегемотов в слишком тесной луже? Соответственно, думать в таких условиях хотелось о чем угодно, но только не о предстоящем объяснении с шефом.
— Газета! — раздраженный непонятливостью напарника, напомнил Ерик.
— Точно! — оживился Рой. — Ты мое сокровище, — подхалимски заявил он, окончательно закрыв казус с рассолом. — Марь Филипповна, — страдальчески сморщился он, — а где ваша газета?
— Какая газета? — удивленно вопросила та. В широко раскрытых глазках мелькнуло нечто похожее на смутное подозрение.
— Газета, с которой вы пришли, — напомнил Рой. К подозрению прибавилась нешуточная жалость — кажется, Марь Филипповна начинала думать, что спиртное, пополам с рассолом, оказало на организм инспектора удручающее воздействие. — Ну та, которой вы муху пришибли, — указал он, выдохнув, чтобы не раздражаться. Уж больно недоверчиво на него смотрели.
— Ах, это, — с облегчением рассмеялась Марь Филипповна. — Обои это были, я с собой на всякий случай прихватила, на заплатки. Потому что мало ли чего, — зачастила она, отойдя к столу и снова загремев посудой. — В прошлом разе проверяющий надумал в меткости с управдомом нашим соревноваться, так они круг, представляете, на стенке прямо нарисовали, и ручками в него кидались. Тир–то ночью закрыт уже был, да и работает не каждый день, только пятницу, субботу и воскресенье, а в другие дни только по вечерам, но в восемь уже закрывается. А они накушались, хотели сначала на зеркале зубной пастой накалякать, чтобы смывать проще, да там места мало, в ванной–то…
— А бить по мишени чем собирались? — ошалело спросил осоловевший от потока ненужной информации Рой, улучив момент для остановки.
— Помидорками моими, — неохотно буркнула Марь Филипповна, резко расхотев продолжать делиться подробностями.
Ерик, по ходу рассказа в красках представлявший неизвестного проверяющего вместе с таким же неизвестным управдомом, дорисовал последствия и уполз еще дальше в одеяло — зарыться и поржать от души, естественно.
— Веселый, видимо, проверяющий вам попался, — посочувствовал Рой, сдержав непрошенную улыбку.
— Веселее некуда, — подтвердила Марь Филипповна. Три бесформенных горы посуды под ее руками постепенно принимали вполне упорядоченные очертания. — Весь день потом проспал, а как проснулся, ничего не помнил — ни дня, ни месяца, ни года. Все у меня спрашивал, а потом у врачей, когда его на скорой увозили. Так мы больше его и не видели, наверное, там остался. А что? Питание в больнице трехразовое, водолечение, опять же. И ни нервов, ни проверок каких, и документы заполнять не нужно. Вот вы, Рой Петрович, наверняка хорошо знаете, какое сегодня число, — без паузы предположила она.
— О-па… Приплыли, — одновременно выдохнули друг другу Рой с Ериком.
Марь Филипповна обернулась и выжидающе склонила голову к плечу, явно намереваясь получить ответ на незаданный вопрос.
— Конечно, знаю, — натужно–весело подтвердил Рой. — Кстати, как себя Вера Дмитриевна чувствует? — ловким пируэтом вывернулся он из убийственной петли, одновременно дав понять, что прекрасно помнит все вчера происходившее, и взяв на прицел одно из наиболее болезненных мест самой Марь Филипповны.
— Да хорошо уже, — предусмотрительно отвернувшись назад, к тарелкам, без особого энтузиазма ответила та. — Я же сначала к ней забежала, уж извините, не сразу к вам пошла. Проверила, что да как, а то ночью так уж ей плохо было, — воодушевляясь понемногу, Марь Филипповна бодро водрузила столовые приборы на самый верх тарелочной башни и подхватила ее так, словно даже не допускала мысли о том, что она может рассыпаться. — Мы потом вспомнили, что Верочка днем яблочек покушала, может, несвежие попались, а может, удобрениями какими порченые.
Рой пронаблюдал, как она ловко подхватила сооружение — только вилки с ложками тихонько брякнули — и шустро поволокла по направлению к кухне.
— Зря я на Светлану наговаривала, все нормально у нее с хлебом, так в свой отчет и запишите, — неохотно поделилась она оттуда.
— Обязательно, — не стал спорить Рой, — так и запишу.
Теперь, когда похмельные симптомы полностью исчезли, и альтернативой здоровому отдыху рассматривалась исключительно неприятная беседа с шефом по поводу субординации, мысль снова прилечь и вздремнуть казалась все более заманчивой. Что–то, правда, подсказывало, что если известить о своих планах удивительную боевую женщину, то очень скоро выяснится, что сбыться им никак не суждено.
— А вы телефончик–то зачем из шкафчика вытаскивали? — проорала из кухни Марь Филипповна, полностью подтверждая догадку. — Звонил, да? Наверняка мальчишки ночью баловались, тут будка телефонная на выезде стоит, так они повадились денежку на веревочку привязывать, звонить, да всякие гадости в трубку кричать.
По поводу гадостей в трубку Рой точно спорить не стал бы, а вот насчет мальчишек — это Марь Филипповна явно погорячилась. Мальчишкой шеф был, наверное, когда здесь еще динозавры бегали, и никаких телефонных будок даже в долгосрочных проектах не рассматривалось.