Операция «Караван»
Шрифт:
Так меня не переигрывал еще никто. И я пожалел, что мы с Альбиносом оказались по разные стороны баррикад. Такого бы партнера, да только бы при других раскладах…
Форсайт заметил, конечно, наше общение жестами, но не стал требовать объяснений. Скорее всего, он понял, что мы догадались, и к каким выводам пришли. Так было для всех лучше. Он понимает, что мы в курсе, но и не может винить себя в нарушении инструкций.
Через пару минут, когда над океаном уже начали сгущаться сумерки, пилот сообщил, что из глубины поднялся сигнальный буй. Все с облегчением выдохнули. Если разведчики живы, значит они не просто выбрались из бассейна, но и осмотрели окрестности дока. Биотехи бы их непременно атаковали, в этом была их суть — нападать и убивать. Похоже, не
Конечно, в сравнении с сухопутными биотехами, пистолетик Урмана уже не мог рассматриваться в качестве серьезной опасности, так что Форсайт заметно повеселел. Он приказал спустить все четыре субмарины на воду и задумался о распределении мест в них. Я боялся, что он отправит сначала весь подчиненный ему личный состав, а нам отведет последнюю очередь, но лейтенант тоже дураком не был, да и совесть, похоже, была у него в достаточной мере развита.
В результате он скомандовал занять нам места в одной с ним подлодке, а остальные две заполнил восемью десантниками, по четыре человека в каждой. С учетом двух разведчиков, уже занявших позицию на базе, нас общим числом получалось четырнадцать человек. Ну а серьезных бойцов выходило тринадцать, так как Ольгу я не мог приравнять к полноценной боевой единице. Она нам нужна была не на случай драки, а как пилот, если мне по каким-то причинам будет не до управления батипланом.
Такой отряд, по сути, половина роты, да еще превосходно экипированный и вооруженный, мог подавить и куда более серьезного противника, чем Урман с почти игрушечным пистолетиком. По крайней мере, я очень на это надеялся. Но сомнения все же были, не смотря на откровенное неравенство сил в нашу пользу.
Мне не давала покоя мысль, что Альбинос еще ни разу не попал впросак, чего нельзя сказать обо мне самом. Он был игроком опасным, очень умелым и уже проявившим себя на том же игровом поле, на котором я, не без основания, считал себя членом высшей лиги. Но всякий раз, когда мне доводилось столкнуться с Альбиносом, он клал меня на обе лопатки. За исключением самого первого знакомства. Наверное. Или тогда я тоже, сам того не понимая, сыграл по его правилам, на пустом месте возведя себя в ранг победителя? Могло быть и так. Моя ничего не значащая победа в ту ночь как раз и могла стать ключом к моей личности, и дальше Альбиносу уже ничего не стоило вычислить меня и управлять мной, как марионеткой. Только ниточки в его руках оказались невидимыми даже для меня самого.
Гидрокостюмов для высадки предусмотрено не было, не привыкли ребята работать в океане, не смотря на наличие таких продвинутых субмарин. Так что, когда лодки из бомбовых люков спустили на воду, пришлось прыгать прямо в штурмовой униформе.
Уже почти стемнело, вода внизу выглядела черной-черной, как расплавленная смола, и только вокруг ударяющих в нее ногами десантников образовывались световые следы от люминесценции планктона. Я тоже плюхнулся, униформа тут же промокла до нитки. Рядом, с коротким визгом, погрузилась Ольга. Она таким образом высаживалась впервые, так что ей можно было простить выброс излишних эмоций.
Ночь обещала быть темной. Луна пока оставалась за горизонтом, а с севера, еще серебрясь в последних отсветах севшего солнца, надвигалась пелена облаков. Одна за другой зажигались звезды.
Вода показалась очень теплой, теплее, чем я ожидал. И свечение планктона было необычайно ярким, я такого давно уже не видел, по крайней мере, у побережья Суматры. Странно, вроде вода с пониженной соленостью, вроде в ней морских организмов и не должно водиться, а тут на тебе. Стоило произойти в воде малейшему возмущению, как пузырьки и пена тут же начинали пылать каким-то даже потусторонним зеленоватым свечением. Оно оставалось от каждого гребка руками, и в виде следов за спинами плывущих десантников, и у бортов подводных лодок, делая их обводы хорошо видимыми в темноте.
Субмарина, когда я уцепился за небольшой поручень возле смотрового акрилового колпака кабины, оказалось
Лейтенант подплыл к лодке последним, так как ему мешал двигаться хоть и короткий, но увесистый штурмовой автомат, переброшенный через плечо на ремне. Но стоило Форсайту заняться подготовкой субмарины к погружению, ее отменные качества стали очевидны, а от иллюзии хрупкости и следа не осталось. Лейтенант ловко откинул акриловый колпак, не заботясь о заплеснувшейся внутрь воде, помог забраться Ольге и велел ей протиснуться как можно ближе к корме. Потом он влез в кабину сам и забился в самый перед, на место пилота. А два средних кресла, непосредственно под колпаком, остались за нами с Алексом. Я занял то, что поближе к Форсайту, а широкоплечий Алекс, кряхтя и бурча себе что-то под нос, устроился позади меня.
Под нашим весом лодка сразу приобрела недостававшую ей устойчивость, и небольшие волны, хоть и приподнимали ее, но уже не раскачивали с борта на борт. Вот только воды налилось в кабину изрядно, буквально по щиколотку. Но я решил по этому поводу не волноваться, раз лейтенант не обращает на это внимания. Он закрыл колпак и взялся за пульт управления. У меня сразу заложило уши, видимо давление в кабине начало расти. Через секунду я понял что это действительно так — воду из-под ног выдавило куда-то наружу. Суше от этого не стало, с нас лило, как с вынутых из ведра тряпок, но зато я понял, каким образом тонкий корпус противостоит избыточному давлению забортной воды. Хорошего в этом было мало, под давлением в крови растворялся избыток азота, и если мы по каким-то причинам в кабине задержимся, нам потом придется долго проходить декомпрессию.
Кессонная болезнь — штука опасная, и мне бы хотелось избежать всего, что с ней связано. Но и жаберный способ дыхания внутри живого скафандра у меня не вызывал ни малейшего восторга, если примерять его на себя. Я пожалел, что при нас не было ни единой дозы старого доброго дыхательного грибка. Все осталось на «Шпике». Ну, тем важнее его вернуть. Хотя дело, конечно, не в грибке. Алекс верно заметил, без подводного корабля нам никак.
Мерно гудя электрическими моторами, субмарина погрузилась в черную глубину, включила три мощных прожектора и стала опускаться все глубже и глубже. Не смотря не повышенное давление в кабине, обшивка начала потрескивать от внешнего натиска воды. Наши батипланы, оснащенные мощной броней, избавляли нас от этого эффекта и связанных с ним лишних эмоций.
Мы снижались по спирали, с левой циркуляцией. Это говорило о том, что база точно под нами. Две других лодки кружили с нами словно в одном вихре, распарывая лучами прожекторов непроницаемую тьму.
Вскоре лучи стали плотнее и четче, я сообразил, что это из-за близости дна, с которого течением поднимало ил. Еще поворот, и уже можно было разглядеть очертания базы — три огромных цистерны, собранных вместе.
Форсайт сбавил ход и трижды мигнул прожекторами. Видимо, это был условный сигнал, понятный пилотам двух других лодок, поскольку одна из них выдвинулась вперед и продолжила движение к базе, тогда как другая сбавила ход и отстала. Лейтенант подогнал нашу субмарину поближе и тоже остановил винты. Заурчали сервоприводы, набирая в балластные цистерны дополнительные порции забортной воды для обеспечения нулевой плавучести. Мы, как большая сонная рыба, неподвижно зависли в черной глубине.
Обогнавшая нас лодка направилась к среднему корпусу базы, где находился входной док с бассейном. Там нас ждали двое разведчиков. Честно говоря, я был уверен, что они уже самостоятельно пленили Урмана. Даже с учетом его пистолетика и стальных нервов, у него, на мой взгляд, было мало шансов против двух хорошо подготовленных десантников, да еще облаченных в скафандры с мышечными акселераторами. По крайней мере, можно было на это надеяться.
Когда первая лодка скрылась под корпусом, настал наш черед двигаться следом. Третья, видимо, по плану Форсайта должна была остаться в арьергарде.