Операция «Караван»
Шрифт:
Да, это было начало новой эпохи. Над океаном все больше занималась ее заря.
Когда, окончательно разделавшись с биотехами и вернувшись в док базы, я вышел на связь с Урманом, он был уже другим человеком. Даже понимая, что мы выбили всех тварей, он опасался покинуть бронированную скорлупку каюты, в которой заперся. Пришлось послать за ним Алекса. Тот приволок предателя буквально за ворот куртки. Вид у Урмана был жалким, но сочувствия не вызывал. Я заметил свежую седину на его висках.
— Вы меня не бросили… — непрерывно шептал он.
— Вы меня не бросили. От него пахло мочой
Сможет ли он пережить подобное унижение, к которому сам же себя и приговорил? Сможет ли простить его тем, кто видел это его состояние? Мне подумалось, что Урмана все же лучше будет казнить за предательство. Для нас точно лучше, а может и для него. Но какой должна быть эта казнь, имею ли я на нее право, в свете меняющейся обстановки, я пока не понимал. Мне только было ясно, что такого врага за спиной оставлять нельзя. Но я решил остыть, а потом уже разобраться с этим.
Уничтожив на базе биотехов и забрав с нее Урмана, мы сделали это место тем, чем оно и должно быть — форпостом на пути к островной базе. Форпостом в безопасной акватории океана вблизи Суматры. Стратегической, в общем штукой. И очень, очень полезной. Я понимал, что после возвращения в город и расстановки всех необходимых акцентов в отношениях с Альбиносом и муниципальными властями, я еще успею разобраться с оставленным военными арсеналом и складами. Поэтому мы не стали терять время, а покинули базу, перешли в надводное положение, чтобы держать связь с гравилетом, и направились в сторону острова, где нас уже с нетерпением ожидал Крысолов.
Чтобы не портить никому нервы, я передал депешу об удачном завершении операции в центр связи на острове. Но еще до рассвета мы, в сопровождении гравилета, вошли в тоннель подземного дока, показав перед этим эффективность огневых систем «Шпика» против куда более грозных и маневренных целей, чем медлительные амфибии. Короткий участок пути от безопасной воды до шлюза тоннеля мы преодолели, не израсходовав ни одной ракеты, при помощи только ультразвуковой пушки. Для таких небольших и скоротечных операций ее мощности и скорострельности оказалось вполне достаточно.
Встречали нас в ярком свете прожекторов, построив эсминцы в кильватерном строю вдоль тоннеля. С десяток гравилетов висели в воздухе, создавая из лучей нечто вроде сияющей сетки, пронизывающей пространство. Личный состав сухопутных и десантных сил выстроился на пирсах и держал карабины «на караул». Это было эффектно, чего уж тут говорить. Нас встречали, как героев, хотя никакого особого подвига, по моим меркам, мы еще не совершили. Мы просто вернули свой батиплан. Но я прекрасно понимал, что этот подводный корабль, в глазах островитян, являл собой надежду жить под открытым небом на Суматре. И парад давали именно в его честь. Он этого заслуживал в куда меньшей степени, чем «Коча», но что поделать. Досталась слава именно ему, пусть пока и не очень заслуженно. Но так часто бывает. Обычно вся слава достается не первопроходцам, а тем, кто ступает по их следам.
Так будет и со мной, скорее всего. Но меня это уже не беспокоило. То, что предстояло совершить в океане людям, уже не для славы одного, отдельно взятого человека.
По указанию диспетчера мы причалили к борту флагманского эсминца, и нам подали временный трап. Я, как капитан, должен был покинуть «Шпика» последним. Первым, под громогласное «ура» поднялся на борт эсминца Форсайт. За ним Ольга. Лицо ее и глаза сияли. Она не ожидала такого приема, и у нее словно крылья выросли за спиной. За ней Алекс. Поднявшись до середины трапа, он обернулся к пирсам и помахал рукой. В ответ разнеслось громогласное «ура» под сводами подземелья.
Затем спустился конвой и забрал Урмана. Он поднимался по трапу в гробовой тишине, а прожекторы гравилетов упирались ему в спину, как спицы лазерных прицелов. Ему было стыдно, я видел. Но за такие проступки стыд — цена недостаточная.
Стоило мне лишь одну ногу поставить на трап, воздух содрогнулся от салюта, данного с пирсов из карабинов и ракетных ружей. И залпы следовали один за другим, пока я не оказался на палубе эсминца. Там меня встретил Крысолов при полном параде, в мундире и с палашом на поясе. Все было очень серьезно, но уже зная Крысолова, я ожидал подвоха. И не зря. Стоило и мне напустить на лицо серьезное выражение, официоз тут же кончился, Крысолов широко улыбнулся и просто похлопал меня по плечу. Под сводами дока снова разнеслось приветственное «ура». Было совершенно ясно, что это и есть моя новая команда. И многие из этих ребят сами пожелают присоединиться к Большой Охоте и первыми пойти в океан на штурм бездны.
Нам еще многое предстояло доделать и завершить. Но я знал, что когда мы всеми эсминцами поднимемся по реке до города и ошвартуемся у старых причалов, разговор с нами будет вестись уже не через губу, как раньше. Против такой сокрушительной мощи не забалуешь. Достаточно дать холостой залп из носового орудия, и на десять кварталов от пристаней все окна в домах повышибает ударной волной. Боевыми стрелять не придется точно. Но о наличии ракет заявить все же стоит. Я подумал, что надо будет дать нечто вроде пресс-конференции, но не с трибуны, а с борта флагманского эсминца в прямом эфире по радио. Заодно и у Альбиноса отпадут идеи ставить какие-то условия или предъявлять какие-то претензии.
Мы с Крысоловом поднялись на капитанский мостик. И окинув взглядом уходящий в сторону Суматры тоннель, я со всей очевидностью понял, что век биотехов действительно подошел к концу. Их эпоха закончилась, а вместе с ней закончилась и эпоха ужаса. Над океаном занимался рассвет новой эры — эры людей. Конечно, до зенита ее славы было еще далеко. И человечеству предстоял еще долгий и изнурительный штурм бездны. Но теперь оно к нему было готово в куда большей степени, чем до моего вмешательства. И я не мог этому не порадоваться.