Шрифт:
Михаил Емцев, Еремей Парнов
Операция "Кашалот"
1
День был как день: ни хороший и ни плохой. Тускло отсвечивала бледно-малахитовая гладь моря. Красноватое закатное солнце, прикрывшись молочным облаком, ощетинилось столбами лучей.
Младший научный сотрудник Института биологии Володя Хитров препарировал розовое веретенообразное тельце кальмара. Время от времени он осторожно укладывал рядом с собой тонкий скальпель и микротомом срезал прозрачный, почти невидимым слой. Его рабочий стол, сколоченный из плохо обструганных досок, стоял в двух шагах от палатки,
Невдалеке, на розоватом туфовом плато, в дырявой тени скрюченных японских акаций, сердито сопя, трудился Мухин. По его красному, колючему от жесткой щетины лицу лениво скользили капельки пота. Мухин промывал в бензине какую-то замысловатую деталь. Изредка он пригибал голову и терся щекой о плечо. Но делал он это как-то бессознательно, очевидно, поэтому капельки не исчезали, а становились все больше. Одна за другой они проворно соскальзывали со щеки и катились к уху.
Оба работали молча, сосредоточенно и сердито. Изредка один из них оборачивался и бросал из-под насупленных бровей быстрый взгляд туда, где в желтоватом мареве угадывались размытые очертания "Сарыча". Так Мухин прозвал вулканический пик Сарычева, находящийся на острове Матуа, соседнем с их Райкоке. Там, на самом горизонте, поблескивал белый силуэт океанографического судна "Шокальский", на котором находились остальные члены экспедиции.
"Им-то хорошо сейчас, - подумал Мухин, - сидят себе в шезлонгах на палубе или плещутся в море".
Мухин прекрасно знал, что на борту "Шокальского" не до отдыха. Там тоже напряженно готовились к погружению, стараясь нагнать упущенное время. Как-никак, а судно из-за нелепой поломки трое суток продрейфовало в проливе Севергина. Но Мухин был раздражен. Все ему сегодня действовало на нервы. И прежде всего маячившее на горизонте судно, которое, как это казалось Мухину, подгоняет его: "Скорей! Скорей!" Сосед тоже не способствовал хорошему настроению. И не то, чтобы Мухину был несимпатичен Володя Хитров - долговязый белобрысый малый. Просто Мухин не понимал, почему вместе с ним будет погружаться этот "черворез".
"Лучше бы послушались меня и взяли еще одного геолога или хотя бы океанолога", - сердито думал Мухин, краешком глаза поглядывая на спокойно работавшего Володю Хитрова.
Володя устал. Ему очень хочется прервать работу, потянуться и часок полежать где-нибудь в тени. Еще сильнее хочется поболтать о чем-нибудь с умным и веселым собеседником. Но Володя, как бы читая мысли сердитого соседа, вот уже шестой час не разгибаясь препарирует кальмара и разглядывает в микроскоп причудливые узоры срезанной ткани. Такая работоспособность кажется Мухину подозрительной, похожей на демонстрацию, но лицо Хитрова спокойно и простодушно. Мухин постепенно начинает даже чувствовать к Володе уважение, которое растет по мере того, как он сам все больше устает.
Трудно сказать, сколько времени мог бы продлиться этот молчаливый поединок усталых спин и голодных желудков, если бы в палатке не затрещал требовательный сигнал зуммера.
Хитров и Мухин вскочили одновременно. Мухин неторопливо пошел к рации, а Володя нагнулся за биноклем. Над судном поднялся тонкий столб дыма, и Володя недоумевал, чем вызван этот сигнал. Пока он настраивал бинокль, из палатки выскочил Мухин:
– Скорее собирайте ваши манатки и тащите их на катер, - крикнул он на бегу, - через чаг мы должны быть на судне!
– А что случилось?
Но Мухин только досадливо махнул рукой. Он уже копался под акациями, бережно собирая блестящие хромированные детальки в пластмассовый мешочек.
Хитров пожал плечами и начал укладывать микроскоп в ящик.
Пока катер поднимали на борт, капитан уже отдавал какие-то распоряжения в машинное отделение. Он крепко пожал руку Мухину, похлопал по плечу Володю и, застегнув верхнюю пуговицу белого кителя, прошел в свою каюту.
– Что это с ним сегодня?
– спросил Мухин; Володя молча пожал плечами. Мухину он определенно начал нравиться.
– Сейчас мы все узнаем, - Мухин потянул Володю в радиорубку.
Пока они поднимались по узкому, сияющему красной медью перил трапу, на судне уже выбрали якорь и оно, легко дрожа, первыми оборотами винтов начало тихо разворачиваться в открытое море.
– А-а, заходи, ребята!
– радостно встретил их Леша-радист, вихрастый малый в пестрой ковбойке. Леша снял наушники, щелкнул тумблером и, улыбаясь во всю ширь круглого лица, уставился на гостей.
– Что тут у вас стряслось?
– спросил Мухин.
Алеша загоготал:
– О, тут, брат, такие дела! Сам черт не разберет. Старик в полнейшем недоумении. Вся наша программа разлетелась в пух и прах. Все меняется.
– В чем же все-таки дело? Ты-то, наверное, что-нибудь знаешь.
– Во-первых, - Леша загнул палец, - цунами. Получили срочную радиограмму, что с оста идет цунами.
– Цунами? Неприятная штука, - заметил Хитров.
– Еще бы, - буркнул Мухин.
– Таков уж этот район. Тридцать восемь действующих вулканов! А сколько таких вулканов на дне, знает только бог. Да и глубина здесь подходящая для таких волн.
Леша пытался продолжить свой рассказ и уже было загнул второй палец, но Мухин его опередил:
– Где эпицентр?
– Градусом южнее нас и что-то около сто пятьдесят шестого градуса долготы.
– Так-с!
– Мухин прищурил глаз.
– К северу от Тускароры... Там глубины солидные. Свыше трех тысяч... Но я не понимаю, какое это имеет отношение к нам. "Шокальский" в открытом море, он и не почувствует волны...
– Может быть, цунами угрожает островам, нашему Райкоке, например? Вот нам и радировали, чтобы мы возвращались на корабль, - высказал догадку Хитров.
– Нет, - пренебрежительно отмахнулся Мухин.
– Станет тебе старик спешно разводить пары из-за всякого пустяка. Тут что-то не то...
– Дайте же мне досказать!
– взмолился Леша.
– В том-то и дело, что нам срочно приказали идти к эпицентру. Испытания будем проводить там!
– Что-о?!
– Хитров и Мухин даже привстали от удивления.
Леша торжествующе откинулся в кресле и, довольный произведенным эффектом, замолчал. Но молчать Леша не умел, ему не терпелось вылить на ошарашенных собеседников последний ушат новостей.