Операция Метаморфоза
Шрифт:
Сейвер выдержал раздраженное мгновенье молчания, после чего выдал:
– То-то же, закат сегодня какой-то неординарный… Ну, выкладывай, что там стряслось. – ожидая услышать что-то весьма тривиальное, сказал Сейвер.
– Я думаю, Вы помните дело о Роберте Айнзидлере… Так вот, его родной сын – Шон Зидлер узнал про дневник отца. О дневнике, Шон узнал через своего дядю – Фрэнка Айнзидлера. Мало того, он также и убил его в больничной палате одного из отделений в Лондоне. – выкладывал генеральный директор, а между тем Сейвер заинтересовался этим инцидентом настолько, что даже повернулся лицом к нему.
– И как же, он собственно вышел на своего дядю? Вы ведь не смогли это проконтролировать, так? – упрекал своего подчиненного Господин Сейвер.
– Мне жаль
Сейвер закрыл глаза и тяжело вздохнув, встал с кресла и возник пред ботом.
– Какая, к черту, случайность? Я построил мир, в котором люди растут в лабораториях; в мире, где каждое действие подконтрольно безошибочному аппарату. И ты мне сейчас говоришь, что встреча двух Айнзидлеров – случайность? Или быть может, вам проще свалить вину за невнимательность на «случайность» … В прочем, поведай мне лучше о том, как они встретились. – спокойным голосом давил владыка.
– Шон Зидлер вчера в обеденное время находился в реабилитационном центре. После процедур, он направился вдоль коридора, напевая песню «Bella ciao». В этот момент, Фрэнк Айнзидлер подловил знакомый мотив и продолжил песню. Любопытство Шона взяло верх, и он вошел в палату к своему ново знакомому дяде. Они решили сыграть партию в шахматы. На кону стояло спасение Фрэнка. Фрэнк одержал победу в партии и был убит своим племянником. Сам Шон воспринял убийство, как спасение… Стоит отметить, что за день до этого, Шон Зидлер познакомился с некой Беллой Фамилье на одном из мероприятий. Возможно от нее он и узнал старую песенку. – поведал Оливер.
Глаза Сейвера в этот миг загорелись так, будто пред ним предстал сам Наполеон. Эта история явно вызвала эмоции в душе непоколебимого владыки. Он был вдохновлен и лишь выдал краткое: «Парень – не промах…».
– Да, Владыка Сейвер. Эта ситуация явно выделяется на фоне предыдущих. Но вопрос остается открытым – что нам делать с этим парнем?
Сейвер, устремив свой вдохновенный взгляд в сторону алого заката, поделился своей безумной на первый взгляд идеей:
– Мы сделаем то, что сделал бы любой здравомыслящий человек и даже безошибочный интеллект… Мы оставим его в живых, и даже не будем мешать исполнению его замыслов… Ведь, лишь только сильнейший человек сможет выбраться из гниющего потока повсеместной слабости. Это будет для него испытание. Видишь ли, Я создал мир, в котором люди утопают в блаженных усладах любых потребностей и не знают горя. И это – самое ужасное проклятие, что я бы мог наслать на род людской. Предоставить человеку все, о чем он только может грезить, но отнять право трудиться – худшее что можно представить. Такова натура людская – человек должен всегда оставаться голодным. Вероятность того, что Шон сможет противостоять потоку, крайне мала, но никак не равна нулю. Если же, он справится – пожелаю лично повстречать героя. – воодушевленно приказал Сейвер, после чего вновь взглянул на своего собеседника и продолжил. – А для системы – грех упускать такую интересную возможность для анализа… В любом случае, искусственный интеллект сможет начерпать достаточное количество информации из этого юноши. Не вижу никакой пользы в его уничтожении.
После этого разговора, Владыка попросил Оливера отправить ему файлы с камер видеонаблюдения и оставить его наедине с собой. Бот лишь подчинился и покинул террасу.
Когда Сейвер остался один, он запустил голограмму, на которой принялся смотреть, как произошел инцидент. Всю запись, владыка пребывал в буре, смешанных эмоций; но при этом, со стороны выглядел абсолютно непоколебимым. Его выражение лица передавало единовременное отвращение и вдохновение поступком Шона. Сейвер находил в случившемся нечто до дрожи прекрасное.
Глава VI
Заходя в свои апартаменты, Шон был сам не свой. Он закрыл дверь на двойную кодировку, и отключил все устройства, которые мог. Он судорожно уселся в мягкую кровать, но тут же подскочил и принялся нарезать круги по небольшой темной комнатке. Его руки тряслись от страха, а лик был бледен, и демонстрировал неподдельный ужас. Он просто не мог осознать тот факт, что собственноручно убил человека. И не какого-то случайного, а своего родного дядю, который, можно сказать, взрастил его. Его сердце колотилось, как мотор; по телу текли капли пота, которые словно стая тараканов раздирали его тело и разум; парня бросало то в холод, то в жар; а голова безостановочно шла кругом. Зидлер пытался успокоиться, но покойный дядя Фрэнк никак не выходил у него из головы. И каждый раз, Зидлер будто бы снова и снова проживал тот самый момент убийства. Рыдая и трясясь, он понял, что не может вытерпеть всего этого наедине с самим собой. Ему было тошно от себя. Еще бы чуть-чуть, и эта стая тараканов разрывной волной вырвалась бы у него изо рта. Шона спасала только кромешная тьма, в которой он не видел ни себя, ничего вокруг.
Трясясь, умокший в слезах и холодном поту, Зидлер еле-еле смог доползти до холодильника. Он начал доставать оттуда мягкие пересахаренные кусочки искусственного хлеба, в котором не было ни грамма зерна. Затем, он вынул кейс с пузырьками гадкого приторного пойла. Положив эдакий «ужин на одного» на стол, он принялся метаться по всей квартире в поисках дозы азгиндола. Найдя ампулы и шприц, Шон вколол в дергающуюся вену непривычно большую дозу для него. Этот наркотик легализован и выдается всем независимо от возраста, поэтому Зидлер, как и многие члены общества был зависим от голубой дряни в небольших ампулах. Азгиндол употребляют практически все без исключения. Даже само правительство позиционирует его, как безвредное, а иногда даже полезное.
Даже такая большая доза азгиндола не смогла остановить тремор, потому Шон вколол еще три ампулы. И наконец это дало свой эффект. Худощавые и бледные скулы парня начало сводить, тряска сменилась непроизвольными импульсами в мышечных волокнах. Зрачки парня расширились, и он вернулся обратно на кухню. Его тело будто бы не слушалось его самого. Он начал запихивать кусочки хлеба в свою пасть и тут же запивать их пойлом. Крошки разлетались в разные стороны, а алкоголь растекался по подбородку Зидлера, оставляя бордовые следы. Всё это дело, он закуривал электронной сигаретой, выпуская изо рта и носа огромные клубы едкого пара.
Парень потреблял не из нужды, а лишь для того, чтобы убежать от суровой реальности… От реальности, в которой он является убийцей. Эскапизм в чистом его проявлении.
Всех этих «ритуалов» было недостаточно, чтобы хоть на миг облегчить ношу на душе Шона. Его голова шла кругом; он еле-еле контролировал свои движения; на протяжении всех этих моментов ужаса и первобытного страха, он слышал в голове голос убитого им Фрэнка. Он вспоминал разговор с дядей и обещание, которое он дал ему. В его разуме с определенной частотой мелькали мысли о самоубийстве. Но разве это выход? Да и тем более, чтобы совершить самоубийство, нужно обладать особой смелостью. Зачастую убить кратно легче, чем умереть самому.
В таком плачевном состоянии, Шон сумел доковылять до душевой кабинки. Зайдя в нее, Зидлер дрожащими руками включил сильный напор обжигающе ледяной воды. Ему хотелось лишь избежать реальности любой ценой. Он уселся под напор воды и принялся ногтями раздирать свою кожу до крови. Он вопил от боли и дергался от струи воды, попадающей на его тело. Его переполняла лишь боль и ненависть к самому себе. По его коже стекали капли воды, смешанные с густой бордовой кровью. Он пытался очистить себя таким странным образом. Эта идея пришла к нему интуитивно. Это не он решил ободрать себя в кровь в ледяной воде, а кто-то, кто сидел внутри него. Тот, кто решал за него, что делать в трудные моменты. Этот кто-то – его животное начало. То самое начало внутри каждого человека, которое пытается заблокировать движущая система. И Шон почувствовал свое животное начало в те секунды отчаяния. Он понял, что он живой. Лишь в такие моменты, когда разум покидает тело человека, он понимает ценность быть живым. Достигнув просветления, измерзший, раненный, абсолютно нетрезвый, но ясно мыслящий Зидлер упал без сознания; в кабинке, по стенам, которой текли капли его крови и жизненной энергии.