Операция молот
Шрифт:
Уиллистон, не зная, что сказать, еще раз молча кивнул.
А в пентхаусе одна очень честная девушка, блестяще говорившая по-французски и твердо знавшая, что П. Т. Карстерсу нельзя доверяться безоглядно, лежала в кровати голая, тяжело дышала и беспомощно изгибалась под тяжестью своего удивительного нового любовника.
18
Воскресенье — святой день отдыха в Парадайз-сити — городе, где никто никогда не осмеливался заявить, что «Бог умер», но где многие это подозревали и испытывали облегчение. Сей град не был ни Пейтон-плейс [18] ,
18
Ставшее нарицательным название города, гнезда греха и разврата, изображенного в одноименном романе Г. Металлиус.
Некоторое число людей — иные из них уважаемые горожане, кого можно было бы назвать фигурами общественного значения, — не присутствовали на воскресных службах. Покойная Дороти Паркер — или так звали психоаналитика Че Гевары? — как-то сказала, что в Калифорнии любая девица, окончившая среднюю школу, становится «членом общества». Ну, почти все, кто манкировал церковными службами в Парадайз-сити в то утро, закончили среднюю школу, а многие из них вдобавок даже покончили с обильным завтраком. Миссис Бен Мартон и мэр Эшли не принадлежали к оной группе, ибо оба еще не проспались, но капитан Мартон уже успел набить брюхо и получить изрядное количество информации. Оба эти факта говорили сами за себя, когда он появился для доклада в пентхаусе мистера Пикелиса.
— «Мейс». Я полагаю, это был «мейс», — заявил начальник полиции.
Пикелис попивал утренний кофе. По недолгом размышлении он отверг это предположение.
— Похоже, ты сбрендил, Бен. Либо ты сбрендил, либо пытаешься крутить мне мозги этой небылицей, чтобы выйти сухим из воды. Не надо молоть мне эту чепуху про «мейс».
— Это был «мейс», Джон, — настаивал Мартон.
Рэкетир покачал помотал головой.
— «Мейс» использует полиция. Копы применяют слезоточивый газ при разгоне демонстраций, против черномазых.
Мистер Пикелис, который не собирался баллотироваться на выборную государственную должность или давать интервью телепрограмме вечерних новостей, мог позволить себе употреблять подобные старомодные выражения в любое время. Мэр Эшли в таких случаях говорил о наших «согражданах-неграх», а Мартон именовал их «цветными», но иногда им приходилось делиться своими рассуждениями с публикой, и посему они инстинктивно старались быть более тактичными в своем словоупотреблении. Но в подобных дипломатических уловках не нуждался властелин округа Джефферсон, который держал под своим контролем все местные средства массовой информации. Он никогда не делал публичных заявлений и не имел дела с корреспондентами.
— Ты прав, Джон. Конечно, ты прав: «мейс» действительно используется полицией, — согласился Мартон, — но кто-то мог обработать Лютера «мейсом».
— И где же они его достали?
— Не знаю. Эти баллончики можно достать где угодно.
— Но ведь их не продают в универмагах «Сирс» или «Джей Си Пенни»? — недовольно буркнул Пикелис.
— Не продают. Но где-то они это достали.
Пикелис на пятнадцать секунд погрузился в раздумья.
— А деньги? Что с деньгами?
— Не взяли ни доллара. Я этого не могу понять. Нет, сэр, я этого просто не понимаю.
Главарь гангстеров взглянул на часы. Дочь скоро должна встать с постели.
— Бен, — медленно произнес он. — Мне все это очень не нравится. Они знали точно, где и когда взять Лютера, и у них был «мейс», и они учинили эту комедию в витрине, и не взяли ни доллара. Кто же они?
— Понятия не имею, — признался Мартон.
— И почему они это сделали?
Свиноподобный полицейский пожал плечами.
— Джон, если бы мы знали кто они, мы бы, пожалуй, смогли установить, почему, — осторожно рассудил он.
Мартон не обладал исключительным воображением, но он более, чем кто бы то ни было в этом городе, был практичным и беспощадным. Соединение этих двух качеств души, которое, найди оно иное применение, позволило бы ему занять место вице-президента любой крупнейшей кинокомпании или вице-губернатора в любом не очень крупном штате страны, обеспечило ему возможность стать надежной «шестеркой» в организации Пикелиса. Но Мартон, полагал главный рэкетир, мечтает стать полноправным ее членом, что совершенно невозможно. Пикелис готов был платить ему больше, но он никогда бы не согласился разделить с ним свою власть. Власть и авторитет власти — вот что имело значение.
— А не думаешь ли ты, что это мог сделать какой-нибудь коп — может, один из твоих, — который и применил против Лютера «мейс»? — размышлял вслух Пикелис.
— Нет. Нет, это вряд ли был кто-то, связанный с полицией или правоохранительными органами. Это же нелогично.
Пикелис кивнул. Правильно. Это было бы нелогично.
— Может, банда гастролеров? Ты об этом не думал, Джон?
— Вряд ли. Это, конечно, возможно, но я не вижу и тут логики. Я отлично лажу с ребятами из синдиката, и это происшествие совсем не в духе мафии. Они бы прикончили Лютера — застрелили бы его на месте.
Пикелис заметил, что начальник полиции глазеет на стоящую на письменном столе сигарницу красного дерева, и жестом предложил взять одну сигару. Рэкетир с легким сердцем делился контрабандными кубинскими сигарами, ибо каждую неделю ему доставляли новую коробку «партагас», и его забавляло то, с каким удовольствием принимал Мартон в подарок это незаконно ввезенное в страну табачное изделие. Начальник полиции взял одну сигару, откусил кончик и со счастливым видом закурил.
— Джон… — начал он. — Да, спасибо за сигару, Джон. Я не хочу с тобой спорить, но не кажется ли тебе, что нам не повредило бы связаться с Нью-Йорком и Чикаго, просто чтобы удостовериться, что тут не замешана мафия?
— Не повредило бы. Между прочим, смотри, чтобы по городу не поползли сплетни, — приказал Пикелис. — Я уже позаботился, чтобы наша газета, радиостанция и ребята с телевидения держали язык за зубами. Официально ничего не произошло!
— Но ведь люди видели, Джон. Сплетни, разговоры обязательно поползут.
— О чем? О том, чего не было? Я же сказал: ничего не произошло. А людям подбрось другую тему для сплетен и для мыслей. Как насчет той черномазой девчонки, которую зарезали? Жестокое кровавое убийство вызовет всеобщий интерес.