Операция «Немезида»
Шрифт:
Кирилл осторожно захихикал — именно смех инструктора обозначали эти чудовищные звуки, от которых дрожали стекла. Иван с облегчением откинулся на подушку.
— Разгонят к чертям нашу школу, — повторил Богородько, утирая выступившие слезы. — Придет Угрюмов, скажет: на фиг! Под гипнозом стереть таким курсантам всю программу, желательно до полного идиотизма, и разослать по почте в зоопарки! Хррр-хррр! Хррр-хррр! Прилетит Алферьева! Скажет: нет, Илларионушка, нельзя! Лучше мы их на Новую Землю отвезем и там заморозим для будущих опытов! Только сперва утопим, чтобы уж наверняка! Хррр-хррр!
— Ха-ха-ха! — тенорком смеялся несколько недоумевающий Кирилл и часто поглядывал на Воронина.
— Значит, все нормально? — осмелился спросить Иван.
— Нормально, Ваня, — оборвал свое хрюканье инструктор. — Так нормально, что никто и не ожидал. Струхнули все не на шутку, вот как. Списали вас, и я — первый. По мозгам, признаюсь, получил, и Угрюмов меня уже устно того… Отставил… А через час связался, извинения принес, — Богородько шлепнул себя по колену — бультерьер свалился бы в нокдаун от такого шлепка. — Вот так. Но я отчетам медиков не поверил, думал, разорвали вас, а они уж тут сшили. Приезжаю — лежат, ухмыляются! А я даже апельсинов не купил…
— Пива бы! — встрял Аршавин. — Тут же режим больничный!
— Ага, и ты после пива вот той беленькой сестричке, что в холле дежурит, скажешь: своди меня пи-пи! — опять заржал Богородько. — Хррр-хррр, расскажу в школе! Хррр-хррр! Как ты вообще справляешься-то, обе руки в гипсе? Иван небось помогает или все-таки сестричка? Хррр-хррр!
— Справляюсь… — покраснел Кирилл. — И без Ивана. Его вообще выписывать пора.
— Это точно, Степан Михайлович! — Иван вскочил с койки, быстро несколько раз присел, едва не разорвав больничную пижаму. — Вы же знаете, я устойчивый к магическому воздействию! А основной удар на себя Кирюха принял, я едва успел. Вообще это Кирилл молодец, а я только добивал.
— Ну да, Кириллу-то добивать уж нечем было… — со свойственным ему цинизмом заметил Богородько, покосившись на растянутые конечности курсанта. — Разве только… Хррр-хррр! Хррр-хррр!
— Заберите меня, Степан Михайлович! — опять попросил Иван.
— Ладно, поговорю с медициной, — снова резко перестал смеяться инструктор. — Честно говоря, вы бы мне оба пригодились… Ну, хоть один. Дело плевое, не рисковое, надо в оцеплении постоять, а народу нет.
— Где?
— На востоке… Лежи пока! — строго приказал Богородько и вышел, хлопнув дверью.
Иван послушно залез под одеяло, повернулся к Аршавину.
— Волновался Дядька!
— Да уж, не хотел бы я рядом с ним тогда оказаться, — кивнул Кирилл. — Дядька в гневе страшен, а в печали или там в волнении — вообще ураган! Ну что ж, это приятно, что мы его не подвели. А то бы костей не собрали…
— Точно, — хмыкнул Иван. — У Богородько от ненависти до любви один удар по переносице.
Он прикрыл глаза. Нет, не совсем еще оправился Иван от случившегося на третьем боевом выходе, а уж про Кирилла и говорить нечего. Что-то глубоко внутри трепетало и никак не желало успокоиться, несмотря на все медицинские процедуры. Зато тело не болело совершенно, даже не успевшие как следует расцвести синяки рассосались за считаные часы после прибытия в стационар. Кириллу срастили кости, растяжка всего на два дня, да и то с перестраховкой…
— А хорошая у нас медицина. — будто услышав его мысли, протянул Кирилл. — Всем бы такую.
— Сейчас нельзя проявляться, — напомнил Иван. — У них аналитика тоже работает. Вот когда война кончится…
Курсанты уже привыкли считать себя «на войне». Пусть она скрытая, пусть действия Братства нельзя назвать даже партизанскими, и все же это война. Ее активная фаза будет коротка, потому что по-другому невозможно победить. Но чем короче активная фаза, тем длиннее подготовительная… И наоборот. На Ивана накатила дрема, перед глазами мелькнула клыкастая морда поглотителя. Мага-поглотителя, или просто поглотителя, или МП, как их обозначали в конспектах. Нелюдя.
Каждый выход курсантов из школы был боевым, даже если возможность столкновения с нелюдями не предусматривалась. Так завел Богородько, и Илларион Угрюмов, куратор школы от Братства, такую практику поддерживал. Что, если нелюди нашли школу и готовят атаку? Старшие группы курсантов остаются на периметре, защищенном не только ими и автоматикой, но и дежурной группой магов. Значит, вышедшие наружу особенно уязвимы. Вывод: должны быть готовы к бою насмерть — обязательно насмерть, потому что победить отряд подготовленных нелюдей они не смогут, а оказаться в плену не имеют права.
И все же… Как ни настраивали их инструкторы, курсанты оставались веселыми, молодыми парнями, склонными подшучивать надо всем вокруг. Выход за выходом, то оцепление, то караул, то загон где-нибудь в тайге… Иван, как и еще несколько его одногруппников, имел к нелюдям личные счеты и мечтал о встрече, чтобы опробовать новоприобретенные знания, но все обходилось. Наконец он перестал ждать, потому что понял: их берегут. Берегут, как золотой запас.
Но в этот раз что-то пошло не так. Не всех нелюдей можно застать в одиночестве, как правило, это оборотни, реже — вампиры или черные ленты (ЧЛ). С вампирами приходится быть осторожными, прежде чем брать такую тварь, следует хорошенько последить за ним. убедиться, что имеешь дело с изгоем, порвавшим с «семьей». ЧЛ-ы, немногочисленные и довольно слабые, в избытке слонялись по лесам, а со своими связь поддерживали нерегулярно. Но отыскать такого нелюдя довольно сложно: похожие в пассивном виде на поросшего мхом ленивца, а в активном — на летающие черные ленты, эти твари могли обходиться без пиши годами, да и охотились чаще не на людей, а на животных. Уж неизвестно почему — может, звериная энергия легче усваивалась организмами этих нелюдей. Поэтому чаше всего Братство получало в свое распоряжение очередного оборотня, и старшекурсники, по двое-трое появляющиеся на облавах для захвата, наловчились справляться с ними в два счета. И вдруг в наушниках прозвучало: «Код одиннадцать! Код одиннадцать!»
Развалившиеся на хвое Иван и Кирилл подскочили. Они-то, услышав «код три» (визуальное наблюдение), «код восемь» (боевое столкновение) и «код десять» (захват), надеялись успеть перекусить по-быстрому — до появления разводящего, который заберет их, оказавшихся вдалеке от схватки.
— Так он ушел или нет? Я не понял. — Аршавин передернул затвор «Тавора», этот израильский автомат состоял на вооружении Братства.
Иван только пожал плечами. Он вспомнил, что, когда курсанты спросили инструктора по стрелковой подготовке о том, почему в качестве штатного оружия обычных боевых групп используются не «калаши», а израильское оружие, тот ответил: «Ребята, я, хотя и никарагуанец по рождению, патриот России. Но эта „машинка“ израильтян на сегодня лучшее, что есть в мире. А ведь мы воюем за благо всех людей на планете! Так что тут не до разборок, кто круче». А Кирилл продолжал недоумевать:
— Иван! Ну что ты думаешь-то? Ушел?
— Если бы нелюдь ушел, дали бы «код девять» или «код шесть».
— Как же может быть «код шесть» после «кода восемь»? — заспорил Аршавин. — Чушь какая-то. «Код одиннадцать» — это значит тревога на участке — нелюдь. Я ничего не путаю?
— Попробовал бы спутать, — усмехнулся Иван, вспомнив, как их учил кодам Богородько. В перчатках и шлемах, а все равно не поздоровится, если ошибешься с расшифровкой… — Давай-ка, Кирюха, соберись. Потом все узнаем, а пока глазей на сектор как положено.