Операция «Остров Крым»
Шрифт:
– А что это мы вскочили в такую рань? – Арт распустил поясок моего халата. – Нам что, делать нечего? Что мы, парашютистов не видели?
Я знала, что ему тоже тревожно. И впервые по-настоящему поверила, что это может оказаться наша последняя ночь.
– Сначала я пойду и почищу зубы (Господи, мне страшно! Почему мне так страшно?).
– Да. Это святое.
Потом мы были вместе, и пока мы были вместе, я ничего не боялась. А тем временем пустой на три четверти отель «Севастополь-Шератон» начал оживать. Смотровая площадка под окном пятью этажами ниже заполнялась персоналом в красных униформах и постояльцами в фирменных халатах. Все смотрели на запад, где за темной черточкой советского транспортника тянулось многоточие розовых пятнышек – парашютных куполов, подсвеченных утренним солнцем.
Вторжение началось ровно в четыре часа по Москве. Высадка парашютного десанта в Севастополе и в самом деле была не более чем шоу: настоящие силы высаживались с тяжелых транспортников и вертолетов в Симфи, Саках, Сарабузе и Сары-Булате, с военных транспортных кораблей в Альма-Тархане, Керчи и Феодосии. В восемь утра мы стояли на перекрестке Нахимова и Благовещенской, пропуская колонну бронетехники из Симферополя. Я помню, как Арт улыбнулся, нажимая на клаксон. Это была скверная улыбка.
Вслед за нами загудела вся пробка – небольшая в такую рань. Кто-то выскочил из машины и начал фотографировать, кто-то махал красно-белыми флажками… Арт не двигался с места, только давил на гудок и улыбался. Мне снова стало страшно – но тут колонна кончилась, и мы вырулили на Благовещенскую, а потом – на качинскую трассу.
Эта церковь называется в обиходе «Святой Себастьян на скалах». Она действительно стоит на скалах, венчая невысокую горку. У подножия горки дорога троится: одна трасса ведет в близкую Качу, другая сворачивает к Бахчисараю, третья следует береговой линией до станицы Николаевской.
Арт не поехал ни по первой, ни по второй, ни по третьей. Он свернул на узкую двухполоску, которая двумя изгибами поднималась к храму.
– Я думала, мы поедем в магистрат.
– Брак зарегистрирует сам отец Андрей. Я договорился.
Класс. Он договорился.
– Скажи, а вот если бы я отказала тебе вчера, ты что бы делал?
– Позвонил и дал отбой.
Здорово. Ты думаешь, что у тебя есть выбор, а за тебя кто-то звонит и договаривается. А если выбор все-таки есть, дает отбой.
Это важно понимать – что Арт планирует эти вещи так же, как планирует экспедиции, – ну, если, конечно, на него не валятся форс-мажоры и не требуют импровизации. И я знаю десятки женщин, которые были бы готовы ему за это ноги мыть и воду пить, которые всю жизнь мечтали, чтобы с ними поступили именно так: ой, колечко, ой, номер в Шератоне, ой, да он уже и со священником договорился. А мне хотелось кричать, тем громче и выше, чем выше поднимался «хайлендер» по серпантину.
Арт припарковался на небольшой площадке между церковной оградой и старым серым «турбо-суздалем» – наверное, священника. Здесь было хорошо – ветер, тишина и покой, далеко внизу – море, далеко вверху – небо, и римский кентурион Себастьян между далью и далью, синью и синью, истыканная стрелами грудь выпирает, как форштевень. Прекрасный архитектор построил этот храм, и прекрасный скульптор к нему руку приложил. Вот только внутрь совсем не хотелось.
– Тэмми, что тебя смущает? Что это католический храм? Ну прости – я никого из православных священников не знаю настолько коротко, чтобы договориться о венчании за полчаса.
– Да перестань, я вовсе не об этом…
– А о чем? – Он вышел из машины. – Тэмми, времени очень мало…
Я тоже вышла из машины и присела на парапет.
– Ты решил за меня.
– А. Да. Есть немножко. Но ведь ты согласилась выйти за меня, и я решил, что сам характер церемонии тебе не важен.
– Он важен тебе. Исповедь и причастие, так? Тебе нужно исповедоваться и причаститься.
– Я никогда не скрывал, что для меня это… значимо.
Глаза у него карие, но с зеленоватым ободком, как медная патина.
– Но ты приносил эту жертву.
– М-м, я бы не назвал это жертвой. Есть люди, для которых отношения с Богом действительно настолько важны, что они отказались бы от… отношений. Я не из них. Ты важней. Mea maxima culpa, – он постучал себя в грудь и сделал щенячьи глаза.
Вот это стало последней каплей. Он каялся – и тут же пытался манипулировать мной.
– Но именно сегодня ты не можешь так больше, да? На что ты решился, Арт? Что ты будешь делать? Брак, исповедь и причастие – ты что, умирать собрался? Арт, за то время, что мы с тобой вместе, ты дважды ходил на восьмитысячники. Один раз ты вернулся с поломанной ногой, а Шамиль – без восьми зубов. В другой раз ты рисковал собой, спасая Берлиани…
– Честное слово, не так уж и рисковал…
Я подняла палец.
– Ты рисковал достаточно сильно, чтобы Гия свернул в трубочку свой метровый язык. Там было что-то серьезное, иначе он бы расхвастался, как обычно.
– Пострадало только его самолюбие.
– Я не закончила. Ты рисковал, Арт, но притом не давил на меня, за что тебе спасибо. А сейчас ты давишь. Значит, собираешься рискнуть еще серьезнее.
– Тэм, вторжение началось. Все мы рискнем еще серьезнее. Даже те, кто не собирается. Поэтому да, мне хотелось бы наладить отношения с верховным командованием. Ну, должен же у меня быть какой-нибудь недостаток, дай мне побыть фарисеем.
Если я что и поняла за два года с ним – это то, что никакой он не Спок. Его перфекционизм, педантизм, снобизм и сарказм – защита от страха и боли, и эта броня до ужаса прозрачна для тех, кто уже видел его голым. Когда он явно нервничает, злится или подавлен – беспокоиться не о чем, но если он начинает хладнокровно планировать, улыбаться и шутить при этом – готовь костюм химзащиты, потому что придется выгребать по шею в самом густом говнище.
Это не я, это Шэм Сандыбеков так высказался однажды.
И вот Арт стоит передо мной, улыбается и паясничает, и я понимаю, что нужно готовить химзащиту.
– Арт, ты вот собираешься дать мне клятву на всю жизнь. И смотришь мне в глаза при этом и врешь. Ну ладно, недоговариваешь. Что ты намерен делать? Вот прямо сейчас, когда мы выйдем из этой двери мужем и женой?
– Пообедать.
– А потом?
– Потом я оставлю тебя в мотеле с хорошей книгой и поеду разведать, что происходит в расположении части.
– Арт, а ты ни о чем не забыл? Вроде как, например: я тоже офицер и тоже не знаю, что делается в расположении моей части. И моя увольнительная закончится через четыре часа.