Операция «Остров Крым»
Шрифт:
Старлей подпевал тихо, но с чувством. Берлиани был на высоте: выводил приятным баритоном партию второго голоса, чисто и точно, куда тому Кобзону:
Надежда, я Останусь цел — Не для меня Земля Сыра-я…Глеб играл от всей души. Он совсем уже забыл о первоначальной цели, с которой взял в руки гитару. Он играл и пел для Нади, для своей Надежды, которая его не слышала, не могла слышать, но он знал, что где-то там, за морем, она думает о нем и ищет его лицо на экране телевизора среди лиц сотен других десантников, одинаковых, как гвозди с выкрашенными в голубое шляпками.
…И комиссары в пыльных шле-мах Склонятся молча надо мной (тррам-трррам!).– Артем, а эту знаешь? – Он взял аккорд: – «Покатились всячины и разности, поднялось неладное со дна… Граждане, Отечество в опасности! Граждане, Отечество в опасности! Граждане! Гражданская война! Был май без края и конца, жестокая весна…»
Пальцы Верещагина жестко легли на струны.
Полусекундный обмен взглядами показал, что Верещагин разгадал игру Глеба. Разгадал по всем пунктам, до канвы.
– Не надо, Глеб. Эта мрачная. Давай тогда лучше «Гусарскую». «Славно, братцы-егеря…»
– Хорошо тут у вас, – вздохнул майор Лебедь. – Просто курорт…
– А у вас как? – спросил старлей.
– А у нас нормально. Генерал с мэром уже перестали отличать, кто есть кто.
– Вы снимать ребят пришли?
– Какое там, – Лебедь скривился. – Приказа не было.
– Товарищ майор, можно вас на два слова? – Глеб отложил гитару.
– Можно на сколько угодно. – Майор плеснул себе коньяка. – Пойдем покурим.
Они вышли на свежий воздух и встали там же, у ограждения.
– Мне они не нравятся, – сказал Глеб.
– А мне показалось как раз наоборот. – Майор посмотрел на него. – Ты и гитарку взял, и песенки петь начал…
– Я думал… – Глеб осмотрел землю под ногами, словно там валялись нужные ему слова. – Понимаете, в Крыму есть известный альпинист Верещагин. Капитан Крымской армии.
– Так, – сказал Лебедь, призадумавшись. Потом оглянулся.
Верещагин о чем-то беседовал с длинным костистым мужиком по прозвищу Дядя Том.
– Товарищ старший лейтенант! – окликнул его майор. – Вы не подойдете на минутку?
Старлей что-то быстро сказал Дяде Тому, тот кивнул в последний раз и исчез в служебном здании – длинном приземистом каменном корпусе, большая часть которого была закрыта для советских десантников.
– Я вас слушаю, товарищ майор.
– Вы не могли бы показать нам свои документы?
– Нет проблем. – Старлей вытащил из нагрудного кармана офицерскую книжку и протянул ее майору.
Достаточно потрепанная, с отметкой о повышении в звании, с фотографией не последнего времени – с тех пор старлей немного отощал.
Книжка была настоящей.
– Спасибо, товарищ Верещагин, – майор вернул книжку.
– Может, свяжетесь с моим начальством? – спросил участливо старлей. – Майор Варламов, подполковник Стеценко, Симферополь, штаб второго батальона восьмой бригады специального назначения Главного разведуправления Генштаба.
– Да нет, пожалуй.
Старлей слегка задумался.
– Знаете, мне все-таки хотелось бы, чтобы вы связались с моим начальством. Я вижу, возникли какие-то подозрения. Пойдемте в аппаратную. Или вы хотите связаться из вашей машины?
– Нет, нет… – Майор сделал отрицательный жест рукой.
– Я могу идти? – спросил старлей.
– Да, пожалуйста, – ответил майор.
Верещагин ободряюще улыбнулся Глебу, повернулся на каблуках и легко взбежал по железной лестнице на первую секцию телевышки, где сидел один из его наблюдателей – тот самый татарин, который послужил причиной инцидента.
– Ерунда это, Глебка, – голос Лебедя звучал уверенно. – Книжек про шпионов ты обчитался. Не морочь мне две пачки маргарина.
«И все-таки, – зудел внутренний чертик. – Это же совсем несложно – скрутить их, десятеро на одного, и посмотреть, что же на самом деле они держат в генераторной. В крайнем случае – можно просто извиниться… Ну, будет скандал. Ну, вломят мне пизды… Отоврусь – лучше перебдеть…»
Одного грана решимости порой бывает достаточно, а порой не хватает. Глеб отпасовал.
– Так ты за гитарку взялся, чтобы проверку устроить? – Майор засмеялся. – Ну и как, выдержали ребята проверку?
Глеб махнул рукой. Он нарочно выставил на спарринг от рядовых Гогуадзе, чтобы тот поговорил с Берлиани по-грузински, но подозрения не удалось ни подтвердить, ни рассеять: по-грузински-то они поговорили, но Гогуадзе был из Батуми, а Берлиани оказался вовсе из Марганца. Только того и добился, что десант проиграл, потому что Гогуадзе был первогодок, а Берлиани – явный кадровик с большим опытом.
– Ну, ты артист! – Лебедь допил коньяк, сунул Глебу пустой стакан и хлопнул капитана по плечу. – Семь часов вечера, а жарит, как… Я в позапрошлом году в Сочи ездил, вроде там не так жарко было, как здесь… Тут мандарины растут?
– Не знаю, – Глеб достал сигареты, склонился к майорской зажигалке, вытер пот. – Тут, по-моему, все растет.
– Да, богатая земля. Жалко…
– Чего вам жалко, товарищ майор?
Лебедь посмотрел на него как бы оценивая.
– Сам знаешь чего. Ты в колхозе бывал?
– Как все, в летних лагерях.
– Ну, и как впечатления?
– Богатые. В смысле, впечатления.
– Ну, вот и здесь будут такие же… богатые.
– Почему нас не снимают и не меняют?
– А пошли они знаешь куда! Почему так выходит, Глеб: как генерал – так непременно последний дурак и сволочь?
– Принцип Питера.
– Объясни, интеллигент.
– Ну, так примерно: окончил я институт, призвали двухгодичником, лейтенантом. Тут я все понимаю, служу хорошо, остаюсь в армии, дают мне старшего лейтенанта. Я опять служу хорошо, меня повышают в звании, дают капитана. Вот дальше я уже ничего не понимаю, потому и остаюсь на этом уровне. Мой уровень некомпетентности.