Операция «Прикрытие»
Шрифт:
— Так туточки они все… — повернул голову влево и назад старшина. — Вон вас дожидаются, вместе со взводными. Просто у меня слух лучше… Таежный. И Степаныч уже с полчаса как непрерывно зудит, что кофе стынет, а разогревать нельзя. Чем помои пить, лучше вылить.
— Скажи Степанычу, пусть сюда вынесет. Некогда рассиживаться. Он поймет, — распорядился Корнеев и повернулся к радисткам: — Не отставайте, девчонки. Потеряетесь…
— Девки в расположении роты?.. Ночью?! — разинул рот старшина, привычно отшагнув в темень. — Настоящее светопреставление!.. М-да, пойду
У старого охотника-промысловика слух и в самом деле был отменный, но и остальные разведчики на тугоухость не жаловались и, заслышав их разговор, подтянулись ближе.
В темноте можно было не скрывать эмоций, и Корнеев крепко обнялся с офицерами.
— Рад, что вы живы, парни.
— Мы тоже рады твоему возвращению, командир… — чуть коверкая от волнения слова, прочувственно ответил Коте. — Едва угомонили бойцов. Без приказа отказывались ложиться спать. Все хотели тебя дождаться.
— За Андрюху отдельное спасибо, командир… — негромко шепнул Рыжов. — Я знал, что ты его вытащишь. Даже номер штрафбата разузнал, куда его отправили, чтоб сразу доложить… А ты и сам уже позаботился обо всем… Спасибо, Николай…
— А ну, посторонитесь чуток, сынки. Дайте мне на Колю взглянуть! — вмешался в разговор окающий голос. — Отощал небось на казенных харчах. Подумать только, десять дней без кофе!..
Степаныч бесцеремонно отодвинул в сторону молодых офицеров и протянул Корнееву большую, испускающую неимоверные ароматы фарфоровую кружку, которую ординарец непостижимым образом тоже умудрялся беречь все эти годы. Только ухо отбилось.
— А вы не зыркайте, не зыркайте, — тут же завел прижимистый ординарец привычную песню. — Самые последние зернышки смолол. Даже на утро ничего не осталось… — и тут же, без перехода, ворчливо прибавил, косясь на две скромно замершие, но хорошо различимые в свете выползшей на небо луны стройные женские фигурки. — Баб-то, Коля, зачем к нам притащил? Не дело это…
— Отставить, товарищ ефрейтор, — делая огромный глоток уже едва теплого, но еще окончательно не остывшего кофе, назидательно промолвил Корнеев. — Это не бабы, как вы соизволили выразиться, а приданные нам радистки… — и протянул кружку стоявшей ближе Мамедовой. — Угощайтесь, девушки. Извините, что из одной посуды, но у Степаныча имеется только этот сервиз. На одну персону. И не обращайте внимания на его ворчание. На самом деле Игорь Степанович добрейшей души человек. А хамит он незнакомым людям исключительно из врожденной застенчивости. Чтоб самого не обидели.
— Девок в поиск берешь?! — ахнул Степаныч. — И впрямь что-то неладное случилось с нашим ротным… Прав Кузьмич.
— Ну все, хватит глупить! — построжел голосом Корнеев. — Распустили языки. Прямо правление колхоза, а не боевое подразделение… Общее собрание объявляю закрытым. Кто сейчас занимает командирскую палатку?
— Ну ты и спросил, командир, — коротко хохотнул Рыжов. — Пустил бы в нее Степаныч хоть кого-то званием
— Это хорошо, — рассеянно заметил Корнеев, уже погружаясь в более важные мысли. — Андрей, веди всех к нам. Я через минуту буду… — и, понизив голос, прибавил только для взводных: — Слушайте сюда, парни. Дело предстоит секретное и чрезвычайной важности… Вам я доверяю, как себе, поэтому не приказываю, а прошу лично: походите вокруг, присмотрите, чтоб на деревьях лишние уши не выросли. Да сами тоже особенно не прислушивайтесь.
Глава седьмая
Командно-штабная палатка освещалась подвешенной к центральной распорке керосиновой «летучей мышью» с сильно прикрученным фитилем, но и этого тусклого света вполне хватило, чтобы Корнеев смог увидеть, как на лицах личного состава формирующейся разведывательно-диверсионной группы возникает, с поправкой на черты лица, одно и то же удивленное выражение.
Капитан Малышев, прослуживший вместе с Николаем последние полтора года, никак не ожидал увидеть рядом с командиром двух радисток. Остальные бойцы, хоть и не знали о принципиальной позиции майора Корнеева в этом вопросе, поотвыкнув в штрафбате от женщин, тоже не были готовы к обществу двух красавиц.
А младшие сержанты, одним лишь появлением посеявшие смятение в рядах мужчин, тоже не ожидали такого обилия офицеров и, теряясь под их восторженными взглядами, мило краснели и растерянно хлопали длинными ресницами.
Да и сам Корнеев, признаться, наверное, выглядел не менее удивленным, чем подчиненные. Всего час, как он оставил на попечении заместителя шестерых штрафников, а сейчас видел перед собой чисто выбритых, подтянутых боевых офицеров. Словно выпускники училища, готовящиеся к параду, все присутствующие отсвечивали форменными, почти новенькими погонами на аккуратно отутюженных солдатских гимнастерках.
Два старших лейтенанта и четыре капитана.
Да и заместитель его буквально преобразился за этот промежуток времени. А постную печать угрюмости на лице Малышева сменило выражение предельной собранности и решительности.
— Это где ж вы успели так припарадиться, Андрюха? Я думал, химическим карандашом звездочки нарисуете и все. Военторговский ларек ограбили, что ли?
— Степаныч твой помог разжиться, — объяснил тот. — Сказал: «Пользуйтесь, славяне. Нам с Николаем теперича однопросветное барахло без надобности. Да и маленькие звездочки тоже».
— Молодец Степаныч, сообразил… — похвалил ординарца Корнеев. — А я б и не догадался.
— А то у тебя, Коля, своих забот мало… — негромко произнес за его спиной ефрейтор Семеняк.
Ординарец ловко протиснулся мимо загораживающего вход Корнеева и вошел внутрь палатки, привнося с собой запах кофе и жареного хлеба.
— Вот. — Он поставил на стол два дышащих горьким ароматом котелка и миску, наполненную поджаристыми хлебцами. — Наскреб по сусекам. Пейте… Мой Степка говаривал, кофе думать помогает.