Операция «Прикрытие»
Шрифт:
— Само собой, — кивнул Малышев, окончательно прогоняя сон. — А, может, Николай, я с тобой смотаюсь? Кузьмич и сам справится, а за старшиной Степаныч приглядит.
— Был бы другой состав группы, так бы и сделали. Не уверен, Андрей, что для наших капитанов старшина будет достаточно авторитетен. Не пообтерлись они еще в разведке. Если задержусь дольше, готовь наших «призраков» к выходу в семнадцать тридцать. Ну а если серьезное что случится — свяжись со Стекловым. Только с ним. Ты меня понял?
— Да.
— Ну и лады. Все, я уехал…
Начальник отдела разведки дивизии капитан Басов,
— Задний ход заедает… Не хотел рисковать, вдруг не развернусь в тупике, — объяснил, садясь за руль. — Как шутят мои орлы: не зная броду, не кажи «гоп»!
— Обходишься без водителя?
— Только в дневное время. Особенно если поговорить с кем надо. Запрыгивай, Николай.
«Виллис» ровно загудел и плавно тронулся. Капитан водил аккуратно, как в мирное время, без военного дерганого лихачества, вырабатывающегося у шоферов после артобстрелов и бомбежек. Корнеев даже поручень отпустил. А Басов тем временем неспешно обрисовывал ситуацию.
— Во все детали операции «Призрак», Николай, я не посвящен. Мне только приказано обеспечить проход твоей группы и огневое прикрытие, на случай непредвиденного отхода. А кроме того, полковник Стеклов приказал передать на словах следующее: «На связь группе разрешается выходить только в том случае, если ты со стопроцентной уверенностью сможешь доложить, что именно обнаружил: оригинал или фальшивку». Товарищ майор, обратите внимание, в тексте радиограммы обязательно должно присутствовать одно из этих двух слов: «оригинал» или «фальшивка». Но, найдя оригинал, вы доложите по рации, что обнаружена фальшивка, и — наоборот. После получения штабом радиограммы, как и оговорено, через час-полтора ждите авиацию. Но если вами будет найдено то, что надо — вместо бомбардировщиков в район обнаружения перебросят подкрепление. Поэтому загодя ищите место, где сможете принять транспортный борт.
«Похоже, Михаил Иванович окончательно решил, что принятые под крыло СС контрразведчики Абвера затеяли с нами многоходовую игру, и я с группой все-таки выйду именно на настоящий склад стратегического сырья… — подумал Корнеев. — Вот только зачем высылать подкрепление? Какая разница немцам: отделение у них в тылу или батальон? Если всерьез возьмутся, подтянут к егерям тяжелую технику, минометы и задавят в полчаса… Нет, тут хитрее надо действовать».
— Повторить? — по-своему расценил его молчание Басов.
— Отставить, капитан, я все понял. «Оригинал» или «фальшивка». Доложить — наоборот. Подготовить аэродром. Ты бы прибавил газу, Вадим, а то мы так и до вечера не доберемся.
— Не волнуйтесь, товарищ майор. Успеем. Я здесь лучше, чем в собственной квартире, ориентируюсь. Коротким путем едем. А вот если застрянем, с разгону, на какой-то неучтенной колдобине или пне, тогда можем и задержаться.
— Добро, — кивнул Корнеев. — И вот еще что, Вадим, я к полковнику Стеклову уже не успею, а по телефону не хочу лишнего говорить. Михаил Иванович поймет, но не все в его власти. Операция наверняка на контроле у Ставки. Но ты, Вадим, все равно передай:
— Да, доложу слово в слово… С отправкой не торопиться. Искомое — «огурцы», люди — «крышки», а бомбы — «банки».
Машина свернула с наезженной колеи в малозаметную прогалину и ловко запетляла между высокими и толстыми деревьями. Они росли друг от друга так далеко, что их гладкие, серебристо-белесые стволы, черные там, где скопилась влага, казались колоннами, удерживающими свод какого-то огромного здания.
Детство и юность Корнеева прошли на городских улицах, а школьных познаний майору не хватало, чтоб опознать гладкокожих представителей растительного мира, но то величие, с каким вековые деревья взирали на копошащихся внизу людей, он ощутил в полной мере. И зябко поежился.
— Ты тоже это чувствуешь? — спросил, не отрывая глаз от заметной лишь ему тропки, капитан.
— Что именно? — на всякий случай переспросил Корнеев.
— Как буки на нас смотрят?.. Словно взрослые на расшалившихся в храме детишек. Осуждающе и одновременно с чувством осознания собственной вины. Что не сумели воспитать как следует, не объяснили вовремя чего-то очень важного… Обязательного в этом мире. Правда?
— Вадим, а ты стихов не пишешь или рассказов? — хмыкнул удивленно Корнеев.
— Нет, а что…
— Сравнения уж больно у тебя лирическо-поэтические, товарищ капитан. Храмы, детишки… Разумные, мыслящие деревья… «Аэлита» прямо… Толстой обзавидуется.
— Н-ну, извините, товарищ майор. Как чувствую, так и говорю. Сам-то ты, Николай, небось, городской?
— И что?
— В общем, ничего особенного. Просто я заметил, что люди, выросшие на асфальте, как правило, более беспощадны ко всему живому. Такой боец и в цветущий сад, без какой-либо на то надобности, танком въехать может… ломая деревья. И поле, засеянное пшеницей, испоганить. И старинную церковь без зазрения совести разрушить.
— Эко ты повернул, капитан. Считай, пристыдил… Война ведь, не забыл, нет? Тысячи людей ежедневно гибнут, в том числе и мирных граждан — женщин, детей, а ты о деревьях печалишься. Самим бы выжить. И фашизм победить, который не только природу, само человечество истребить удумал.
— Обязательно выживем, майор… И победим, тоже — обязательно. Нет в том сомнения… — негромко промолвил Басов. — Люди крепко за жизнь цепляются. Вот только как после победы жить станем? В какой мир детей приведем, если уже и сами до кровавых мозолей истерли души?
Корнеев задумался, пытаясь подобрать слова для достойного ответа, но «виллис» как раз выскочил на небольшую полянку. Басов лихо развернул машину, поскрежетав коробкой передач, сдал задним ходом пару метров в лес и остановился.
— Все, станция «Конечная». Дальше, майор, только пехом.
Корнеев внимательно огляделся. Местность резко изменилась. Лесной храм остался позади. Здесь начинался небольшой подъем, и величавые буки поменялись местами с более привычными дебрями. Сплетенной из веток, витых, словно скрученных подагрой, стволов кустистых грабов и стрельчатого орешника.