Операция "Раскол"
Шрифт:
В 1948 году Райк был вызван в Москву (его единственный визит в революционную столицу), где ему напомнили, в чем состоят его обязанности. Но в тот момент русские были настроены дружелюбно. Он, конечно, был молодым и самоуверенным, но не предателем.
Вечером 3 июня 1949 года Ласло Райк узнал, что это отношение изменилось. Он был дома рядом с женой Юлией, кормившей их пятинедельного сына. Раздался звонок, и теща пошла посмотреть, кто пришел. Потом она позвала Ласло, и он вышел в холл, где обнаружил четверых сотрудников венгерской политической полиции. Они сказали ему, что их начальник Габор Петер хочет немедленно его видеть. Райк начал возражать: если Петер хочет видеть его, он должен или прийти сам, или подождать до утра. Офицеры политической полиции не стали спорить. Они схватили
Его с размаху ударили по лицу: «Первый секретарь партии не разговаривает с предателями». Затем вновь потащили и повезли на большой скорости в одну из вилл, конфискованных политической полицией на окраинах Будапешта.
Другой заключенный, друг Райка по университету, который был арестован за несколько дней до него как «филдист», написал волнующий рассказ о том, как он встретился с Райком и тюрьме через 72 часа после его ареста:
«Я стоял у другого конца стола, имевшего форму буквы «Т» и смотрел на моего бывшего университетского товарища. Я даже не думал ни об этой удивительной обстановке, ни о том, что нас ожидало. Мое внимание было сконцентрировано на трех горизонтальных шрамах, изуродовавших его. Когда Габор Петер выкрикнул мое имя, я отвел глаза от лица Райка и посмотрел на Петера. Делая ударение на каждом слове, глава тайной полиции спросил меня: «Кто принял Ласло Райка в партию и кто установил контакт между ним и движением молодых рабочих?» «Иштван Штольте», – ответил я. Глаза Райка блуждали по комнате.
«Ласло Райк, вы признаете это?» Райк швырнул карандаш, который он держал в правой руке, на белый лист бумаги, лежавший на столе, и сказал низким голосом: «Я утверждаю, что это был Mешсарож», (Бела Сас. Добровольцы на виселицу. Лондон, 1970, с. 37.)
Направленность допроса после того, как прошло столько лет, имеет малое значение. Член партии периода 40-х годов Иштван Штольте был исключен за троцкистскую деятельность и пытался создать вместе с сыном Троцкого Седовым троцкистскую ячейку в Венгрии. Мешсарож был ортодоксальным коммунистом. Попытка связать Райка со Штольте была лишь одним звеном в сложной цепи обвинений, которые должны были погубить ого. Важно то, что человек, уже перенесший пытку (являющуюся специальностью Габора Петера) – битье по голым пяткам резиновой дубинкой, пока нога но опухала до чудовищных размеров – все еще являлся министром иностранных дел своей страны.
Протокол заседания венгерского совета министров от 8 июня показывает, что на нем обсуждался законопроект, представленный от имени тов. Райка. В то время тов. Райк находился в тюрьме уже неделю. Ни закон, ни что-нибудь другое не могли уже помочь ему.
ГЛАВА 9. НАРОДНЫЙ СУД ЗАСЕДАЕТ
Началась полоса знаменитых инсценированных судебных процессов 40-х и начала 50-х годов, ужаснувших весь мир своей жестокостью и приведших к расколу внутри Восточной Европы: раны того времени не залечены до сих пор.
Эти процессы должны были повергнуть весь коммунистический блок в состояние нервного шока, свести все политические дискуссии к простому выдвижению лозунгов и разрушить хотя бы на некоторое время и без того уже хрупкие надежды миллионов людей. Эти процессы создали именно ту обстановку, которую предвидел Аллен Даллес, когда он впервые сформулировал задачи операции «Раскол».
И в самом деле, через короткое время Сталин будет окончательно лишен последних остатков ореола «доброго отца», которым он был окружен после войны. Он оставит своим преемникам в наследство воспоминания о ненавистном тиране и проблему, как удержать в союзе враждебные народы, которые со стыдом оглядываются на свое недавнее прошлое и с тяжелыми предчувствиями ожидают будущего.
«Процесс Ласло Райка и его сообщников» начался в четверг 16 сентября 1949 года в скупо обставленном зале заседаний правления профсоюза работников металлургической промышленности в Будапеште. Заседания проходили спокойно и почти торжественно. Никто не мог подумать, что восемь обвиняемых борются за свою жизнь. По существу, они вовсе не боролись. Ни разу ни один из адвокатов не выступил в их защиту, лишь в самом конце адвокаты произнесли бледные речи, таким образом попросив о смягчении наказаний, но это мало чем отличалось от того, что требовал прокурор. Это не было судом, это было линчеванием. Народный суд состоял из судьи (д-р Петер Янко), журналиста, представлявшего интеллигенцию страны, трудящегося-крестьянина, представлявшего земледельцев, заводского рабочего и кожевенника, представлявших соответственно неквалифицированных и квалифицированных рабочих. На почетной галерее для гостей сидел представитель Польской Народной Республики полковник Йозеф Святло, начавший подготовку этого процесса 18 месяцев тому назад, теперь в награду получивший разрешение наблюдать за последним актом драмы, которую он помог развязать.
Это был момент, когда все составные части встали на свое место, когда операция «Раскол» стала, по понятиям политической разведки, чистой поэзией. В течение многих месяцев Аллен Даллес в Вашингтоне развертывал сложный клубок мистификаций, подобно мастеру магии, руки которого движутся так быстро, что утомляют глаза. И вдруг все нити этого клубка соединились в стройный узор, представший перед миром в самый подходящий момент. И даже тогда никто не заметил никакого подвоха. И поэтому американский агент – «человек Даллеса» – Святло сидел на скамье, отведенной для почетных гостей в суда этой народной демократии. А верные коммунисты и патриоты сидели на скамье подсудимых по обвинению в государственной измене.
И вот народный суд начал заседать. Восемью венгерскими обвиняемыми были министр иностранных дел Ласло Райк; заместитель министра обороны и начальник генерального штаба генерал-лейтенант Георгий Палфи; бывший поверенный в делах Югославии в Венгрии Лазар Бранков, перебежавший к венграм после раскола между Коминформом и Тито; секретарь ЦК партии по кадрам Тибор Сони; его заместитель Андраш Салаи; полковник Бела Коронци из тайной полиции; заместитель председателя венгерского комитета по радиовещанию Пауль Юстус; партийный работник Милан Огенович.
В обвинительном заключении говорилось, что «Ласло Райк и его сообщники создали и возглавили организацию, целью которой было насильственное свержение демократического строя». Все обвиняемые признали себя виновными, и процесс продолжался.
Райк, находившийся в тюрьме в течение последних четырех месяцев, был первым, кто подвергся на суде допросу. Он сделал самое невероятное признание в целом ряде преступлений. Он показал, что в 1931 году, будучи молодым коммунистом, был арестован полицией и освобожден на том условии, что будет доносить властям о деятельности коммунистической партии. Ему удалось сорвать забастовку строительных рабочих, созвав митинг и дав таким образом возможность полиции захватить руководителей. Он участвовал в гражданской войне в Испании, но фактически его специально послали туда, чтобы саботировать действия бригады Ракоши. «Чтобы избежать подозрений, – заявил он, – меня несколько раз арестовывали вместе с людьми, которых я предавал». Из Испании он бежал во французский пересыльный пункт, где установил первый контакт с югославскими коммунистами, которые уже тогда «имели троцкистские тенденции».
Затем следовало первое публичное упоминание о Ноэле Филде с того момента, как он исчез четыре месяца тому назад.
«Это произошло в пересыльном лагере в Берне. Американский гражданин по имени Филд, являющийся, насколько мне известно, главой американской разведывательной службы в Центральной и Восточной Европе, посетил меня. Он сказал мне, что с удовольствием направит меня домой, потому что я остался неразоблаченным агентом. Я должен буду работать в партии в соответствии с инструкциями, получаемыми от американцев, дезорганизовывать и разлагать партию, а по возможности даже добиваться перехода руководства партией в свои руки».