Операция «Степь»
Шрифт:
– Что скажешь, Глеб? – нетерпеливо спросил Долматов, единственный из начальства, называвший Ильина по имени.
– Скажу, что если таких бумажек появится тысяча и если наши доблестные бойцы их рассуют по карманам, то нам конец.
– Кому это – нам? – прищурился из-за блюдца Серов.
– Кому? – Ильин усмехнулся. – Тем, кто сражается за идею, за святое дело правды. – Он не глядя вынул из кармана сильно потертый на сгибах лист рыжей бумаги, развернул и четко, как приказ, прочитал: – «Мы члены РВС и Командующий восставшей группой Воли Народа, официально от имени восставшего народа заявляем, что диктатура пролетариата, три года разорявшая Россию, отменяется…»
– Это на кой ляд ты нам?.. – начал было Землянский, но Глеб жестом остановил его и продолжал читать:
– «…Все учреждения, как партийно-коммунистические, а также профессиональные, взявшие в свои руки государственные функции, объявляются недействительными и вредными для трудового народа…»
– Хватит!
Звякнули стаканы. Лицо Серова закаменело.
– Я что, за этим тебя сюда кликнул? – спросил он негромко, но сурово. – Чтоб ты нам свою грамотность показал? Декларацию без тебя знаем.
Тон его не смутил Глеба.
– Вот что, Серов. И ты, Долматов, и вы, члены РВС. Вряд ли найдешь сейчас в дивизии недоумка, который верил бы, что, – Глеб заглянул в листок и процитировал с открытой издевкой: – «Новая революционная власть ставит своей ближайшей задачей завязать самые близкие сношения с демократическими объединениями России, Европы и Америки через своих представителей-социалистов»… Где они, извините, эти сношения? Я сам работал в АРА и поэтому говорю вам с уверенностью: поддержки, тем более военной, от американцев не ждите! Политика решается не в Тополях. Они не верят нам и давно списали нас… даже не в архив, а в помойку. А где эти ваши «представители-социалисты»? Ты, Серов? Или ты, Долматов? Великие грамотеи! Хотите стать дипломатами, решать международные дела? Смешно! Может, вы верите в слухи, якобы повстанцы и в самом деле поднялись на Дону, на Украине, в центре России? Чушь! В Самаре я получил информацию не только из газет, газеты могут и умолчать. От самих американцев знаю, что мы здесь – последыши. Вояки-одиночки, на которых в Европе и Америке наплевать… С высоты их небоскребов наплевать! Ну, напакостим в тылу у коммунии, они и довольны. И все. Только-то!
Глеб аккуратно свернул «декларацию», сунул в карман. Обвел взглядом сидящих за столом и убедился: его желчная речь их придавила. Глаза Долматова растерянно бегали, Землянский и Матцев смотрели в стол. Лишь Серов внимательно щурился на него. Челюсти его были плотно сжаты.
– За такие речи полагается вроде бы одно – к стенке, – процедил он сквозь зубы и усмехнулся.
– Легче от этого не станет. Правда есть правда, – парировал Глеб.
– Что же ты?.. Всю нашу идейную программу топчешь? – медленно, словно выдавливая слова, проговорил Долматов.
– На сегодняшний день это не программа, а муть. Сочинители! Ленин со своим нэпом выбил из-под вас все сваи. Вы за свободную торговлю города и деревни, а коммунисты? За то же самое. За что же мужику погибать? Прочтет и задумается. А задумается, скажет: «А ну его подальше, этого Серова! Пойду сдаваться, прощение мне гарантируют, вот главное…»
– И ты задумался? – покривил губы Серов.
– Василий Алексеевич, пойми. Не обо мне речь. Меня не простят, я не тот сердитый мужичок, у которого комиссары хлеб отбирали. У меня с ними одна тропа – войны. У тебя, по-моему, тоже. Хотя… как знать.
– И меня, думаешь, простят? – Красивое лицо Серова исказила гримаса. – Нет уж, счет больно велик.
– Не знаю, не мне считать, – сухо ответил Глеб. – Сейчас надо соображать, вы правы, как нам сохранить дивизию. До каких пор сохранять? Посмотрим. Предположим, заграница на Совдепию полезет. А с новой интервенцией и внутри, глядишь, начнется заваруха.
– Тут сохранишь, – пробурчал Долматов. – Ты, Глеб, небось мыслишь, что такая цидулька всего одна? Мы их уже неделю подбираем, их только у меня десятка полтора. Как с неба попадали. А сколько их за пазухами?
– Полно их, проклятых. Заметно стало по дезертирству, – встрял Матцев. – Раньше единицы бежали, а позавчера всем взводом по домам рванули. Саратовские все. Не желают, вишь, за Урал.
– Найти их распространителя! Я считаю, нет важней у нас задачи. – Глеб задумчиво пощипал ус – Только страх перед чекистской расплатой может удержать в седле наших мужиков. Только на страхе, что коммунисты непременно и каждому отомстят, мы должны строить свою пропаганду.
Обычно выдержанный Долматов грохнул кулаком по столу. Опрокинулся стакан. Желтая дорожка чая побежала по скатерти и иссякла, впитавшись в нее, как речка в пустыню.
– Так что же мы, и в самом деле – просто бандиты? Ежели без программы, то кто ж тогда…
– Оставь, Федор! – прервал его Серов. – Ильин дело говорит, только вот слушать нам правду неохота. А надо. Надо! Матцев!
– Чего, Василь Лексеич?
– Твоя первая забота: прощупать, от кого идет зараза. Может, их и вправду уже тыща, листовок этих. Только и ждут случая. Кого дать в помощники?
– Бурова. И… – Матцев метнул взгляд на Ильина: – И вот его. Нужны головастые, а у них котелки варят.
– Тогда вы с Ильиным идите. Возьмите листовки… Найди Бурова и сами порешите, как, значит, действовать. У нас тут делов хватит. Через день двинемся.
– На Гурьев? – сорвалось у Матцева. В голосе его была надежда: неужто наконец и в городе удастся пошуровать? Жадность председателя следкомиссии была общеизвестна.
– Трепло. Иди!
Долматов протянул Матцеву пачку листовок. Тот встал, кивнул Ильину.
Глеб знал, что план продвижения Атаманской дивизии всегда держался в строжайшем секрете от всех, кроме заместителей Серова, начштаба и членов РВС. Сейчас он ненароком услышал неположенное. Ну и что? У него будут теперь иные заботы. Где-то прячутся люди, от которых повстанцы получают листовки с пропуском на сдачу. Людей этих надо найти. Чего бы это ему ни стоило, но – найти!
Глеб начинает розыск
На многих извилистых километрах снежной долины, пролегшей вдоль Урала, растянулась темной цепочкой серовская дивизия. Пропустив далеко вперед конный дозор, во главе колонны идет киргизский эскадрон – проминает широкими ступнями верблюдов тракт, заметенный декабрьскими буранами. Дальше, по трое в ряду, тянутся два полка кавалеристов: Потом – длиннющий пароконный обоз, груженный ранеными, больными и награбленным добром. Телег на всех не хватает – пехотинцы тяжело шагают по рыхлому снегу. Лишь иногда закутанная в платки подводчица сжалится, подсадит кого-нибудь понемощней, выбившегося из сил. Однако всякого пешего греет надежда, что скоро и он добудет себе лошадь или, на худой конец, верблюда: впереди ждут не только бои, но и поселки. А у мужиков и киргизов животину берут, не спрашивая. Казачество не трогают: их земля, с ними только свяжись. Хотя и хмурятся бородачи, не простившие советской власти отобранных царских льгот, союзники они ненадежные.