Операция «Святой Иероним»
Шрифт:
— Да, тогда... Короче, я ненавижу тех, кто изменяет, а поэтому никогда бы не доверился той женщине, которая покинула своего супруга. Но я знаю того, к кому ушла твоя мама, а потому скажу тебе, Володя, что вернуть ее назад будет очень трудно, почти невозможно. Во всяком случае заработанные тобой деньги — это сущие пустяки в сравнении с тем, что может предложить тот мужчина твоей маме. К тому же он очень образован, он — барин с головы до ног и очень любит твою маму. А что еще нужно женщине? А кем же был твой отец и ее муж?
— Он на заводе кузнецом работает, — сказал Володя, догадываясь, что говорит сейчас то, что вызовет и большое удивление и ядовитую насмешку.
Но Паук ни удивляться, ни смеяться не стал, а лишь сказал:
— Ну, сам же видишь...
И в этой какой-то неопределенной реплике, холодной, равнодушной, мальчик прочел приговор своему отцу, безоговорочный и жестокий. Но сердце Володи, полное любви и жалости к обиженному, униженному отцу, мгновенно возмутилось против этого приговора, не желая мириться с тем, что чьи-то деньги могли сделать несчастным самого дорогого, самого близкого для него человека.
«Нет, врешь, Паук! — сказал Володя сам себе. — Еще посмотрим, кто кого! Вы, оказывается, хотели обмануть меня, дав всего лишь тысячу зеленых вместо десяти обещанных, ну так не видать вам „Иеронима“! Все вы — пауки, друг друга жрете, вот и я стану пауком».
— Шеф! — просунул Дима голову в кабинет Паука. — Да сколько можно языком трепать?! Ведь каждая минута дорога — товар уплывает, ловить надо!
— Да, встаем! — решительно оперся Паук руками на свой письменный стол, поднимаясь, и в этой позе он показался Володе на самом деле очень похожим на мерзкого паука-кровососа. — Мальчик, тебе придется покататься этой ночью с нами. Ты — наша память, наш свидетель.
Володя нахмурился. Ему совершенно не хотелось куда-либо ехать — он еле держался на ногах от усталости, бессонницы и голода. Кроме того, было уже почти одиннадцать часов вечера, и отец наверняка извелся, дожидаясь его.
— Куда ехать? — недовольно спросил Володя. — Я есть хочу, и отец меня ждет. Он может позвонить в милицию, станут искать. Чего хорошего?
— Все это мы сейчас уладим, — невозмутимо спокойным тоном сказал Паук. — Назови-ка номер своего домашнего телефона...
Володя неохотно назвал, Паук тут же набрал номер, предварительно узнав имя и отчество отца.
— Всеволод Иванович? — спросил он медовым голосом. — Говорит главреж Зондеркранц с Ленфильма. Представляете, вторую ночь снимаем сцену моего нового фильма, в которой занят и ваш сын. Да, да, роль хоть и небольшая, но крайне важная для нас, да и для Володи. У него — талант, заменить его буквально некем. К тому же мы ему прекрасно все оплатим, скорей всего в валюте. Не волнуйтесь, мы его сейчас покормим и — снова на съемку. О, боевик — вещь очень, очень серьезная. Я лично завезу его буквально к парадной дома. Трубку передаю ему, всего хорошего!
Паук сунул трубку телефона мальчику и сказал:
— Брякни папке пару слов в таком же духе, недолго только!
Володя взял трубку и услышал родной до жути, до озноба голос отца, который, показалось мальчику, был сегодня совершенно трезв.
— Папа, это я, — сказал Володя. — У меня все в порядке.
— Я знаю, — вздохнул отец, — только не говори, пожалуйста, что ты на съемках, ладно? Я не знаю, где ты сейчас, но только одно помни, сынок: если с тобой что-нибудь случится, мне больше в этой жизни нечего будет делать. Понял?
— Понял, папа, — ответил Володя, ошеломленный проницательностью отца и его последними словами.
Паук же, неотрывно следивший за лицом Володи, покуда мальчик говорил с отцом, заметил, видно, переживаемое Володей волнение и, глядя прямо ему в глаза своими холодными глазами, строго спросил:
— Что тебе сказал отец?
— Он просто очень волнуется, — сказал Володя, — что я останусь голодным.
Паук, поверивший в искренность слов Володи, криво улыбнулся, будто смеясь над тем, что кого-то могут волновать такие дурацкие, ничтожные проблемки, и сказал:
— Сейчас я просто открою свой холодильник, и все будет ол райт. Смотри!
Он на самом деле распахнул большой холодильник, присутствие которого Володе не бросилось в глаза поначалу, и мальчик увидел, что его чрево было до предела загружено цветными заграничными свертками, консервными банками, нарядными бутылками.
— Ну, твой отец-кузнец, наверно, такого погреба не имеет, точно?
Восторг Паука своей импортной жратвой показался Володе хоть и очень искренним, но очень дешевым, однако мальчик, желая подыграть старичку, сказал:
— Да, не имеет.
— А ты будешь иметь, — захлебывался Паук, — если, конечно, будешь слушаться нас. Вот тебе банка прекрасной ветчины, финское печенье, а сока, прости, у меня здесь нет. Пиво «Хольстен» тебе нравится? Или лучше «Карлсберг» дать?
— Давайте «Карлсберг», — мрачно сказал Володя, изображая из себя знатока, и через минуту мальчик уже сидел за столом шефа, жуя ароматную ветчину с дивным слоеным печеньем и запивая все это пряным и острым «Карлсбергом» прямо из банки. Нет, Володе, несмотря на опасность, нравилась эта жизнь — жизнь супермена, сумевшего перешагнуть через моральные запреты, закон и совесть.
ГЛАВА 9
ОДНОРУКИЙ ХУДОЖНИК ПО ИМЕНИ БРАШ
Пока Володя ел, Паук и Дима стоя обсуждали план действий. Говорили они горячо, не соглашаясь друг с другом, и мальчику порой казалось, что еще минута такого спора — и они передерутся. Паук предлагал ехать сразу к какому-то Белорусу «бомбить» его, а Дима (которого Паук все время величал Юриком) звал шефа в другое место — к Брашу, чтобы выяснить у «мазилки», кому он делал вторую копию. В конце концов Дима победил, и было решено заехать вначале к Брашу, а потом уж видно будет, что делать дальше.