Операция «У Лукоморья…»
Шрифт:
– Какой еще суд? – Балбес уперся руками и копытами в землю и с натугой вытянул увязшие в болотистой почве рога.
– У нас теперь в посаде свой суд имеется,– объяснила Центральная.– Ежели, скажем, кто-нибудь кому-нибудь по рогам даст, то ему надо сразу денежек побольше хватать и в суд бежать.
– А зачем бежать? – недоуменно спросил Бывалый.
– А чтобы тот, кому он по рогам дал, его не догнал или, что еще хуже, не обогнал,– доходчиво растолковала Левая,– а уж ежели обгонит да еще, чего доброго, денежек больше его принесет… все! Пиши пропало!
– Ну а денежки-то зачем? – Балбеса тоже заинтересовало
– Ну, это тебе потом в суде отдельно растолкуют,– уклончиво сказала Правая.
– Ша, братва, кончай базар! Дел по горло,– строго скомандовала Центральная.– Короче, до заката чтоб в посаде были!
Горыныч развернулся, чуть не сметя хвостом чертей туда, откуда они вылезли, и, взяв короткий разбег, взмыл в воздух.
– А выпить у вас там чего есть? – крикнул вдогонку Балбес.
– Этого добра у нас навалом! – донесся до него удаляющийся крик.
– Стой! Стой! – заголосили черти, но было уже поздно. На этот раз Балбесу досталось между глаз. Шеф бил прицельно, стараясь не зацепить рога.
– Что ж ты раньше молчал?! – рычал Бывалый.– Теперь пешком в такую даль топать придется.
– Пока дойдем,– вторил ему Трус,– они все вылакают. Один Горыныч чего стоит. Эх, Балбес он и есть Балбес!
– Ну, ежели бегом, может, все-то не успеют, чуток останется.– Балбес задумчиво посмотрел на своих сограждан из суверенного болота. Сограждане переглянулись и, ни слова больше не говоря, кинулись вслед за Горынычем. Балбес, злорадно усмехаясь, торопливо нырнул в воду. Через минуту он вылез обратно, на ходу старательно пряча что-то в набедренную повязку, и припустился вдогонку по пропаханной Горынычем просеке. Благо дорожку от посада он проложил им прямую, как линейка. Черти спешили на стрелку.
– Папа, а может, мы его сначала испытаем? – Чебурашка был явно недоволен нарушением сложившейся традиции.
– Профессионалов берем вне конкурса,– сердито буркнул Илья.– Тащи квас. Люблю парок на квасном духе.
– Папа, а чем топить будем? – высунулась из каменки Саламандра.
– Тобой. Может, протрезвеешь хоть чуть-чуть. Кончай базар. За работу!
И работа закипела. Видя, что шеф не в духе, команда старалась на совесть. Не прошло и получаса, как все было готово. Илья в банном деле был большой мастак. Любил он попариться с крутым жаром, обжигающим паром. Чебурашка и Соловей азартно хлестали плотно сбитое, мускулистое тело капитана березовыми вениками. Никита Авдеевич веника удержать не мог, а потому обрабатывал «папу» крыльями. Лихо, впервые в жизни оказавшийся в парилке, съежился в уголке и нервно вздрагивал при каждом ударе. По жалкому, худенькому телу тек липкий пот, смывая с болезного вековую грязь. Илья ухал, томно постанывал и только успевал переворачиваться на широком полке с боку на бок.
– Хорош,– удовлетворенно простонал он, скатившись на пол.– А ну валите на мое место.
Команда дружно полезла на полок. Плеснув на каменку жбанок квасу, Илья подхватил сразу два веника и начал веером нагонять жар на своих соратников по борьбе с «паханом».
– Ую-ю-ю-юй! – заголосил Лихо. «Народный целитель» не рискнул подняться наверх, но волна пара настигла его и внизу.
– Терпи, казак, атаманом будешь,– весело подбодрил его капитан, настроение которого поднималось с каждым взмахом веника.– Сейчас с ними закончу и займусь тобой персонально.
«Народный целитель» радостно простонал что-то в ответ и пополз к выходу. Слинять он не успел. Никита Авдеевич, Соловей и Чебурашка, не выдержав яростной атаки березовых прутьев, скатились вниз и выскочили в предбанник.
– Одежонку там простирните,– напутствовал их Илья, засмеялся при виде семенящего на четвереньках к двери Лиха и ударами веника изменил направление его движения.
Одуревший от жара «целитель» не успел опомниться, как оказался на полке. И пошла потеха. С уханьем и кряканьем Илья впечатывал березовые ветки в тощее тело «целителя». Лихо тоненько верещал и даже пытался отбрыкиваться. Видя, что клиент дозрел, капитан напоследок подхватил бадейку с ледяной водой, с размаху окатил тщедушное, порозовевшее тело бедолаги и сразу понял, что малость погорячился. Лихо подскочил как ошпаренный. Очки отлетели в сторону, и бревенчатые стены бани угрожающе заскрипели.
– Спасайся кто может! – раздался за дверью панический голос Чебурашки.
– А кто не может? – жалобно проблеял «целитель».
Илья подхватил очки на лету, сгреб в охапку Лихо, ударом ноги вышиб дверь и ринулся наружу.
– Что ж там такое творится-то? – Медведица переминалась с лапы на лапу, напряженно вглядывалась в даль, пытаясь разглядеть, что там еще затеял ее нареченный.
– Баньку, что ли, топят? – недоуменно пожала плечами рысь.– С утра пораньше… что это на них нашло?
– Догадалась,– радостно зацокала Малашка,– это они на смертный бой готовятся. Сейчас рубахи чистые наденут…
– Малахольная,– ощутимо ткнула в бок подругу Парашка,– какие рубахи…
– Ой,– пискнула Малашка, испуганно косясь на Василису.
– Вон отсюда, вертихвостки! – яростно мяукнула рысь. Белки двумя рыжими молниями взлетели на вершину сосны.
– Оставь их, мамка,– горестно прорычала медведица,– правы они. Последняя ночь впереди. Самая страшная. Сам Кощей на них пойдет. Вот и готовятся богатыри наши, как по русскому обычаю положено…
Пламя, взметнувшееся над посадом в том месте, где должна быть банька, оборвало монолог безутешной Василисы. Около осевшего строения замелькали чьи-то голые фигурки.
– Что-то я на них рубах не заметил,– ехидно проблеял бородатый козел, стоящий рядом.
– Тьфу, срамота! – сердито сплюнула рысь.
– Ты бы, Жан де Рябой, захлопнул рот,– утробно прорычала Василиса.– А то я третий день одними ягодками питаюсь, как бы не оскоромиться! Пока сила Кощеева на посад наседает, ты больше травку щиплешь да защитников наших срамотишь! Самого-то до конца баталии в посад и калачом не заманишь.
– Не боярское это дело – горницу прибирать.
– А с ворогом воевать? Тоже не боярское?
– Как воевать в таком виде прикажете? Ни сабельку в копытах, ни меч вострый не удержишь!
– А Никита Авдеевич? А домовой наш? У тебя хоть рога на лбу, а у них, окромя клюва и шпор, да черпака кухонного, никакого оружия нет. Однако сдержали натиск чудища поганого. Вторую ночь выстояли, а бог даст, и третью продержатся. Уйди с глаз моих долой!
Посрамленный Жан де Рябье поспешил ретироваться.