Оператор моего настроения
Шрифт:
— А ты рискни подать заявление и узнаешь кто мне поможет, Боречка, — выплюнув его имя, словно это самое грязное ругательство, я переключилась на Максима и потянула его за руку, вспомнив, как Ярик говорил, что в случае любых драк жизненно необходимо первой снять побои. — Извините, но ему нужно срочно в больницу, — предупреждая вопрос полицейского выпалила я. — Я врач…
— Ветеринар, — едко вставил свои пять копеек Рокотов.
— Максим, оставь свой паспорт, чтобы у полиции не было вопросов, — проигнорировав усмешку Бориса, протянула документы — свои и Макса, —
— Ленинградская сорок, корпус два, — неуверенно протянул парень, явно не зная отпускать нас или нет.
— Замечательно, — кивнула я, подняла с пола пальто Максима и повела его, давящегося от хохота, к дверям.
— Еля, хренасе ты командир, — рассмеялся он в голос, когда мы оказались на улице. — Выстроила всех на раз-два.
— А ты меньше кулаками маши, тогда я буду белой и пушистой, — улыбнулась ему и отобрала ключи от “Вольво”. — Куда намылился? Я поведу!
— Так точно, госпожа начальница, — козырнул он и поморщился, прижимая ладонь к ребрам.
— Максим! — вскрикнула я, в миг позабыв обо всем на свете.
Еще в больнице, пока Макса осматривал врач на приемном покое, я позвонила Ярику и без лишних слов рассказала все, что произошло в клинике, а подъезжая к отделению увидела его “Вольво” и выдохнула с облегчением — Рокотову и так придется очень постараться, чтобы хоть как-то опровергнуть мои показания и записи с камер, но при поддержке Ярика, единственное, что сможет сделать Боря — поднять лапки и свалить как можно дальше, чтобы не сталкиваться с Воронцовскими лоб в лоб. И Ярик, и дядя Сева не зря считались лучшими, а с учетом того, что приехали оба — они ждали нас с Максимом у входа, — Рокотов мог уже начинать жалеть о своем появлении в клинике.
— Побои сняли? — дядя Сева больше констатировал факт, чем спрашивал, и после моего утвердительного кивка, посмотрел на Максима. — Все же решили прибегнуть к грубой силе, молодой человек?
— А что делать, если он настолько тупой, что не понимает слов? — усмехнулся Макс и, помотав головой, прохрипел. — Я сразу говорю, что заявление писать не буду. Не хочу мараться об это дерьмо и просто порву ему глотку, если еще раз тронет Елю.
— Лиза!? Это правда? Борис поднял на тебя руку? — взгляд дяди Севы был в сотни раз красноречивее тона, который мог с легкостью заморозить пару десятков филиалов ада и самого дьявола. Посмотрел на следы от пальцев Рокотова на моем запястье, снова перевел взгляд на Макса и протянул ему руку. — Думаю не стоит откладывать на потом ваши намерения, Максим, и предлагаю перегрызть глотку этому сопляку заблаговременно, прямо сейчас, но уже моими методами.
— В любом случае, я его грохну, если сунется снова, — кивнул Максим, отвечая на рукопожатие.
— Уверен, что это не потребуется.
— Господа, может приступим к похоронам, а размер и дизайн гроба обсудим по ходу дела? — спросил Ярик, поправляя галстук.
От улыбок дяди Севы и Макса у меня пересохло горло и не осталось даже намека на тень сомнения, что что-то может пойти не так и какое-то чудо поможет Рокотову выкрутиться. Его гарантированно закопают, если не юридически, то уже фактически.
26
— Сиди спокойно!
— Еля, может хватит уже, а? Совсем с катушек слетела?
— Тебя спросить забыла! Врач на приемном сказал обрабатывать?
— Ну сказал.
— Вот тогда сиди и не выеживайся! — промакиваю стерильной салфеткой смоченной в перекиси сбитые костяшки на пальцах, наношу на них заживляющую мазь и переключаюсь на разбитые губы. — Никаких поцелуев! — пресекаю попытку поцеловать и хихикаю, мотая головой. — Пельмень целовать не буду.
— Чё сразу пельмень-то?
— А как это называется? — осторожно мажу коросточки, прохожусь по рассеченной брови и ссадине на скуле и трогаю бинты на ребрах. — Не давит?
— Да норм все Еля, — Макс отмахивается, но за улыбкой вижу, что ляпнет все что угодно, лишь бы я успокоилась и перестала дергаться.
— Угу. Все-то у тебя норм, — разматываю повязку и, сказав, — Выдохни, — заматываю снова, но так же туго. — Глупый мальчишка. Злости на тебя не хватает.
А он улыбается, трогает кончик моего локона:
— Еля?
— Что?
— Выходи за меня.
Застыв на мгновение, заглядываю в его глаза и тут же отвожу свои, улыбаясь от уха до уха:
— Не лучшее время для предложения, Макс.
— Не, ты не смотри, что без кольца. Я куплю, без базара.
— Я подумаю и отвечу, — замолкаю на секунду, наткнувшись на выжидающий взгляд, и прыскаю от смеха, добавляя, — когда пельмень исчезнет.
— Ну чё ты, блин, как маленькая? — хмурится и скрипит зубами, — Я ж на полном серьёзе.
— Я тоже, — стягиваю перчатки, поглядывая на крайне суровое лицо Макса, а сама чуть не визжу от разливающегося внутри счастья. — Что, и платье будет?
— Ну да, — кивает. — Все, как у людей.
— А то, что у людей сперва свадьба, а потом дети, не смущает?
— Еля! — рявкает и морщится, прикасаясь ладонью к рёбрам. — Чё началось-то?
— Ничего. Просто хочу немного подумать и убедиться, что это предложение не следствие сотрясения.
— Да иди ты! — Макс вскакивает на ноги, хватает сигареты и хмурясь грозовой тучей топает на балкон босиком. — Нет у меня никакого сотряса. Спецом сгоняю за справкой.
— Утром. Сейчас никуда не поедешь.
— Заметано.
Грохнув дверью, беззвучно матерится, щёлкает зажигалкой и рычит, когда я выхожу следом с пледом:
— Тебе нельзя дышать куревом!
— Знаю, — накрываю себя и его плечи, тюкаюсь лбом между лопаток и спрашиваю, — Есть хочешь?
— Угу. Пельменей сварю и поем, — выдыхает дым в открытое окно и щелчком отправляет сигарету в полет.
— О-о-о! Вы посмотрите на него. И это я маленькая, да? — осторожно, чтобы не потревожить ребра, обвиваю руками его под грудью и сцепляю пальцы в замок. — Разве что-то изменится от штампа в паспорте или ты станешь меньше трястись надо мной?