Опимия
Шрифт:
– Боги говорят твоими устами, молодой человек, – сказал Марцелл, пожимая Сципиону руку, – дела твои мужественны. Если я не ошибаюсь в своих суждениях о людях, то ты предназначен для великих и блистательных свершений. Своими действиями при Тицине ты доказал, что Республика, которой понравилось назвать меня, теперь уже стареющего, самым храбрым среди держащих мечи и копья, может с этой поры рассчитывать на тебя.
Сципион покраснел, услышав лестную похвалу от такого человека, как Марцелл; довольная улыбка заиграла на его красивых губах, а глаза засверкали пламенем благородного юношеского честолюбия.
– К оружию, граждане! Да помогут нам боги – покровители Рима! К оружию! На стены! – крикнул один из горожан, бледный и запыхавшийся, облаченный в шлем и панцирь, выбежавший на Форум из Мамертинской улицы и прибывший, видимо, со стороны Ратуменских
– К оружию! – подхватил Сципион, вынимая из ножен меч; одет он был в великолепный тяжелый панцирь с чешуями, заходящими одна на другую, словно птичьи перья.
По сигналу тревоги группки горожан, мгновенно рассыпавшись по прилегающим к Форуму улицам, спешили к собственным домам, чтобы взять там оружие и поспешать на стены.
– Да помогут нам бессмертные боги! Нам необходимы только спокойствие и энергия, – сказал в свою очередь Марцелл, поспешно удаляясь в сторону площади Комиций.
Вооруженные горожане, принадлежавшие к разным центуриям и находившиеся в это время на Форуме, которым не выпал в этот день черед идти в караул или нести службу на городских стенах, сгрудились, вооружившись мечами, вокруг молодого Публия Корнелия, который возглавил их и двинулся по Мамертинской улице, выкрикивая:
– Порядок и спокойствие!
И когда этот отряд вооруженных граждан направлялся к Ратуменским воротам, на опустевшем Форуме слышно было только эхо далеких голосов, повторяющих во всех районах города унылый, протяжный крик – сигнал тревоги.
Глава III. Фабий Максим Кунктатор
Непосредственной опасности приступа городских стен Рима, о которой объявили собравшимся на Форуме гражданам, не было. Толпа союзных всадников, собравшаяся в Нарни после тразименского разгрома и прибывшая в город с наступлением той ночи, была ошибочно принята римским манипулом, выдвинутым в дозор на Фламиниеву дорогу, за авангард армии Ганнибала, о которой эти беглецы даже принесли новости, рассказав, как карфагеняне прошли по Омбрике до стен Сполетия, как город закрыл ворота, едва увидев приближающихся врагов, а те стали готовиться к осаде.
Как только прошло первое замешательство, вызванное этим известием, – пробудившим тем не менее исконную латинскую силу духа в сердцах римлян, которые, прихватив оружие, собрались на стенах в количестве свыше сорока тысяч человек, включая пятидесяти- и шестидесятилетних стариков да безусых пятнадцати-шестнадцатилетних юнцов, – на следующий день по декрету претора Марка Помпония, который в таком крайнем случае, по мнению сената и с согласия народа, нарушил законы и традиции, в соответствии с коими декрет о созыве комиций должен быть вывешен в течение трех нундин подряд, то есть двадцати семи дней, на Преторианской доске [35] и в местах, предназначенных для народных собраний; были созваны на Марсовом поле центуриатные комиции для выборов диктатора, который и должен будет позаботиться о благосостоянии Республики.
35
Преторианская доска – специально установленная на Форуме доска, где вывешивались объявления городских магистратов.
Толпами валили граждане в свои центурии; лучше даже сказать, что почти не было отсутствовавших и почти единодушно в продиктаторы был избран Квинт Фабий Максим Веррукоз, а тот назначил своим начальником конницы [36] Марка Минуция Руфа.
Величайшая опасность побудила римлян отступить от права и обычаев, в соответствии с которыми выборы диктатора, уже решенные сенатом и народом, следовало провести первому консулу, а в случае его отсутствия – второму. Однако в таком случае, как теперь, когда один из консулов мертв, а другого нет в городе, тогда как опасность близка, разрешается, с общего согласия, переложить выборы на центуриальные комиции, с тем, однако, условием, что они могут назначить лишь продиктатора, чтобы консул Гней Сервилий Гемин, когда вернется, мог бы избрать, по традиции, законного диктатора.
36
Начальник конницы –
Но как только Фабий Максим был возведен в диктаторы, он отправился в сенат и заговорил о создавшемся положении – благоразумно, но смело и серьезно высказавшись, что ему представляется необходимым начать прежде всего с возвращения расположения богов, отказа от проводившейся консулом Гаем Фламинием политики беспечности и презрения, факторов, возмутительных для Рима и его судьбы; он добился, чтобы предписали децемвирам Сибиллиных книг проконсультироваться в священных фолиантах, что делалось крайне редко и только в моменты величайшей опасности.
Пока децемвиры ожидали священной церемонии, в Рим прибыл консул Сервилий Гемин, оставивший легионы в Окрикуле, возле Тибра, и утвердил диктатуру избранного народом Фабия Максима.
Как только Фабий стал полномочным диктатором, он приказал консулу, чтобы тот поскорее возвращался к своим легионам и ожидал там приказаний диктатора, категорически запретив вступать в столкновения с врагами, даже если те приблизятся к городу.
Тем временем децемвиры Сибиллиных книг провозгласили, что обеты Марсу, данные по случаю этой войны, были не исполнены, как положено; нужно все сделать заново и с большим великолепием. Нужно также пообещать Юпитеру Великие игры, а Венере Эрицинской [37] и Уму [38] – храмы. Кроме того, нужно устроить молебствие и лектистерний [39] , а также пообещать «священную весну» [40] на случай, если война пойдет удачно и государство останется таким же, как до войны.
37
Венера Эрицинская – почитавшаяся в Сицилии, на горе Эрик, где находился ее знаменитый храм, воздвигнутый, по преданию, Энеем.
38
Богиня Ума (Благоразумия), или Менс, почиталась в Риме и греческих городах Южной Италии.
39
Лектистерний – «угощение богам», римское религиозное празднество.
40
«Священная весна» – обычай, заключавшийся в том, что в случае крайней опасности для Рима давался обет принести в жертву всех животных, родившихся ближайшей весной.
Предложение об устройстве Великих игр было принято; под руководством верховного понтифика Максима Публия Корнелия Лентула состоялись куриальные комиции, где народ высказался за обет «священной весны», которая не могла иметь законной силы, а следовательно, быть успешной, без утверждения самим народом, но римляне, впрочем, приняли этот обет единодушно.
А так как Сибиллины книги предписывали, – по крайней мере, так утверждали децемвиры, – что надо воздвигнуть два храма: один – Венере Эрицинской, а за это должны были высказаться те, кто осуществлял высшую власть в городе, другой – богине Разума, то Фабий Максим дал обет построить храм Венеры Эрицинской, а претор Марк Отоцилий Красс пообещал воздвигнуть святыню богини Разума.
Всей этой процедуре религиозного почитания и суеверия Фабий Максим следовал не только импульсам своей души, приверженной верховным богам и почитающей религию отцов, он прибег равным образом к достойной одобрения политической целесообразности, потому что отлично понимал, что следует возвысить души, униженные четырьмя поражениями кряду, объясняя эти неудачи гневом богов, а не доблестью карфагенян.
Показав столь суеверному народу, как у Тразименского озера консул Фламиний был наголову разбит со своим святотатством и презрением к религии, Фабий заронил в сердце каждого убеждение, что, умилостивив богов, римские легионы могли бы победить и, без сомнения, победят армию Ганнибала.