Описание земли Камчатки
Шрифт:
По таким обстоятельствам сомневаться не можно, что христианская вера по всему Северному морю чрез несколько лет распространится.
Глава 12. О шаманах камчатских
У камчадалов нет особливых шаманов, как у других тамошних народов, но всякая баба, а наипаче старуха, и всякий коехчуч волхвом и толкователем почитается. При шаманстве не бьют они ни в бубны, ни платья, нарочно для того сделанного, не надевают, как у якутов, коряков, тунгусов, бурятов и всех сибирских язычников в обычае, но нашептывают на рыбью шаглу, на сладкую траву, на тоншич, и тем лечат болезни, тем отвращают несчастье, и будущее предвозвещают.
Главное их шаманство бывает таким образом: две бабы садятся в угол, непрестанно шепчут, одна привязывает к ноге крапивную нитку, раскрашенную красною шерстью, и качает ногу. Если ей ногу поднимать легко покажется, то сие почитается за счастливое предзнаменование и за будущий благополучный успех предприемлемого дела, а буде тяжело, то за несчастливое.
Между тем призывает бесов к себе словами «гушь, гушь» и скрежещет зубами, а как явится привидение, то, захохотав, кричит «хай, хай». С полчаса спустя бесы прочь отходят, и ворожея непрестанно кричит «ишки», то есть «нет».
А другая баба, как ее помощница, шепчет над нею и уговаривает, чтоб не боялась, но прилежно бы примечала явления и содержала б в памяти, что загадала. Некоторые сказывают, что во время грома и молнии Билюкай к шаманкам сходит и, вселясь в них, способствует им угадывать.
Если сделается кому неблагополучие или не будет счастья в промысле, тотчас приходит к старухе или к жене своей; бывает шаманство, следуется причина, отчего произошло такое зло и предписываются средства к отвращению. За вящую же причину вменяется преступление какого-нибудь суеверия, которое тем отвращается, что согрешивший должен вырезать болванчика и, отнесши в лес, на дереве поставить.
Шаманят же они и во время праздников, когда грехи очищаются, шепчут, курят, машут, отирают тоншичем, обвязывают перевяслами, отговаривают пришедших в изумление и другие делают непристойности, о чем в следующей главе писано пространнее.
Если который младенец родится в бурю или ненастье, то на возрасте, когда он говорить будет, шаманят над ним и примиряют с бесами таким образом: в жестокую бурю раздевают его донага, дают в руку раковину морскую, которую ему, подняв кверху, должно обегать вкруг юрту, балаган и собачьи конуры, говоря сии слова к Билюкаю и к другим врагам: «Раковина привыкла к соленой, а не к пресной воде, а вы меня весьма мочите, и мне от мокроты будет погибнуть; видите, что на мне нет платья и что я весь дрожу».
По окончании сего примиряется он с бесами, а в противном случае бывает причиною погод и ненастья.
Таким же образом гадают они и трудные сновидения: ибо камчадалы столько в том любопытны, что поутру самое первое у них дело – рассказывать сны, рассуждать и заключать из того счастье или злополучие. О некоторых снах имеют они верные и неприменяемые правила, как, например, если вшей видят, то на другой день ожидают к себе казаков без сомнения. Испражнением желудка предзнаменуется прибытие гостя из их народа, плотским совокуплением предвозвещается счастье в промысле.
Кроме шаманства упражняются они в хиромантии и рассуждают о счастливых и несчастливых приключениях по линиям на руке, но правила свои в тайне содержат. Если у кого появится на руке точка, пятно или линия или вдруг пропадет, то спрашивают о том у старой шаманки, как то сам Стеллер приметил, притворясь сонным.
Глава 13. О праздниках и наблюдаемых при том церемониях
У всех камчадалов один токмо годовой праздник, в который они грехи очищают, а отправляется оный неотменно в ноябре месяце, чего ради и очистителем грехов называется. [408] Стеллерово мнение о сем празднике, что оный от предков их уставлен был в благодарение богу за его благодеяния, но после сущая причина празднования помрачена дурацкими смехами и нелепыми баснями.
408
Очевидно, Крашенинников и Стеллер были последними очевидцами религиозных праздников ительменов.
Мне кажется мнение его основательно, тем наипаче что по окончании летних и осенних трудов не принимаются они ни за какую работу прежде праздника, не ездят в гости и на промыслы, почитая все то за великий грех. Ежели же кому преступить случится, волею или по нужде, то во время праздника необходимо должен очиститься, ежели не очистился прежде.
Из сего несколько видеть можно, что предки сего народа по заготовлении в зиму съестных припасов имели обычай начало трудов своих приносить богу в жертву, а потом сами между собою веселиться, приходя друг к другу в гости.
При праздновании бывает у них между прочим много и таких мелочей, которые недостойны воспоминания, но понеже всему у них непременный порядок, то опишу я все обряды их с начала до конца праздника обстоятельно, не опуская никакой безделицы не столько для удовольствия читателя, ибо такие мелочи читать больше скуки, нежели приятности, но наипаче для того, чтоб не погибла память толикого их заблуждения, из которого они выведены высокоматеринскою милостию Ее Императорского Величества, Всемилостивейшей Нашей Государыни: ибо ныне все оные языческие обряды оставлены и чрез несколько лет совершенному предадутся забвению, к некоторому ущербу истории.
И понеже южные камчадалы имеют некоторую разность в обрядах против северных, то объявлю я порознь о праздновании их, начав от южных камчадалов, к которым я в 1738 и 1739 годах нарочно для того ездил и в знатном их остроге, Чаапынган называемом, что на реке Кыкчике, жил по трое суток. [409]
Церемония началась метением юрты. Потом два старика, имевшие в руках по повесму [410] тоншича, нечто пошептав над сором, приказали его вон носить.
409
Ительменский праздник очищения грехов Крашенинников наблюдал несколько раз. Среди сочинений Крашенинникова есть статья «Описание камчадальского праздника, которого праздновали камчадалы на речке Кыкчике в Нижнем Кыкчикском острожке, Чаапынган называемом, ноября 21 и 22 числа 1738 года», повторенное в седьмом рапорте Крашенинникова Гмелину и Миллеру от 29 ноября 1738 г. и переработанное в «Описании земли Камчатки».
В ноябре 1739 г. он наблюдал этот праздник вторично в острожке Шваннолом и свои наблюдения изложил в «Описании камчатского народа, сочиненном по сказыванию камчадалов». В «Описании земли Камчатки» это описание повторено, с некоторыми сокращениями, как «Описание праздника у северных камчадалов».
В третий раз Крашенинников наблюдал праздник в ноябре 1740 г. на Кыкчике, причем в этот раз церемония имела существенные отличия, которые были зафиксированы в «Путевом журнале в бытность на Камчатке господина профессора де ля Кроера и адъюнкта господина Стеллера» (см., например, примечания к части III, главе 13 «Описания земли Камчатки» издания 1949 г.).
Основное отличие, по мнению самого Крашенинникова, сводится к следующему: «У камчадалов, которые живут на реке Камчатке, празднование с другими камчадалами в том сходно, что они огню жертву приносят, что окуриваются, а в других обрядах великая разность. Не бывает у них оного безобразного крика и бешенья, не приносится береза, не представляются китовое и волчье действия, не делается маленьких остроголовых болванчиков во образ бесов, вселяющихся в женский пол, и гайтанов, которые вместо крестов на себе носят, но нечто особливое, однако же, сходственно с объявленным».
410
Повесмо – пучок, например, льна; столько, сколько можно захватить рукой.
С полчаса спустя вынули из места вон старую лестницу, место вычистили, и старик, неведомо что пошептав, положил туда щепочку, обвитую тоншичем, после того новую привязали с равным шептанием, а старую поставили к стеке, ибо вон ее выносить, не окончив праздника, не дозволено.
Между тем, прибор, к езде на собаках принадлежащий, санки, алаки, узды, побежники, ошталы и прочее из юрты вон вынесли, для того что оное ожидаемым на праздник врагам, по их мнению, противен.
Немного помешкав, принесли в юрту сухой травы и постлали под лестницею. Старик, который обыкновенно на все нашептывал, придя к лестнице с тремя бабами, сел по правую сторону, а бабы по левую. У каждого из них была рогожка, а в ней юкола, сладкая трава, сухая икра, тюлений жир в кишках и кусками.