Опиум. Вечность после
Шрифт:
– Боюсь, другим посетителям это не понравится… – вяло тянет вполне себе развитый физически и умственно парень.
Бедолага понятия не имеет, что против Лурдес у него нет шансов, ни единого.
– Объясни им, что если я сейчас не закурю, то, скорее всего, покончу с собой в вашем туалете. Жизнь придавила, понимаешь? Очередной девятый вал дерьма… Неужели у тебя ещё не было? – и смотрит ему прямо в глаза, совершая лишь один плавный взмах ресниц, и всё,
– Окей, ещё пару затяжек и закругляйтесь. Иначе сработает пожарная сигнализация.
– Пару затяжек и точка! – заверяет Лурдес, сексуально выдыхая облако дыма.
Официант удаляется, но та часть его, которая не официант, а просто мужчина, уже прочно прикована всем своим астральным телом к нашему столику.
– Забавный паренёк… – Лурдес выпускает очередную порцию дыма, косясь в сторону барной стойки.
– Угу, – соглашаюсь, – и симпатичный.
Глаза подруги мгновенно загораются идеей:
– Почему бы тебе не рассмотреть возможность… ну, просто как возможность?
– Потому что он уже, как муха, залип в твоей ядовитой сети, и потому что у меня уже есть планы!
– Неужели?!
– Да.
– И что же ты сделаешь?
– А что бы сделала на моём месте ты?
– Я?!
– Да, ты.
Лурдес театрально откидывается на спинку своего кресла, отбрасывает гриву мелко вьющихся волос за спину и малиновыми губами распинает мою глупость на кресте своей простой мудрости:
– Для начала, я никогда, слышишь? НИКОГДА не отпустила бы его из своей жизни. НИКОГДА не отдала бы его ЕЙ. Ни одна шлюха до самой его старости не прикоснулась бы к нему, ни одна тварь не протянула бы в его сторону руку!
– Он мой брат, Лурдес! У нас одна кровь! Наши дети родились бы больными и неполноценными!
– Когда жизнь дарит ТАКОЙ подарок, любовь и желание ТАКОГО мужчины… – я впервые вижу, чтобы всё и всегда контролирующая подруга задыхалась, пытаясь справиться со шквалом нахлынувших эмоций, – мне было бы плевать, кто он, по большому счёту. Да хоть с планеты Х в созвездии Альфа Центавра!
– Знаешь, с инопланетянином, пожалуй, было бы проще. Общество готово принять гуманоида, но вот родного брата – нет. Мы обречены быть извращенцами в глазах людей.
– А вот, скажи мне сейчас одну вещь, – Лурдес внезапно резко подаётся вперёд, растянувшись животом на нашем столе, так что её лицо оказывается прямо перед моим.
– Какую?
– Вот тебе сейчас, после всего, что с тобой было, после того, как ты узнала, что значит быть овощем, после всех мыслей покончить с собой, не всё ли равно, что скажут и что подумают люди?
Делает паузу, чтобы дать мне возможность осмыслить уже сказанное, затем вбивает гвозди в мою плоть:
– От людей можно скрыться – всегда найдётся место, где никого из вас не знают. Детей можно усыновить, можно зачать, используя ваши клетки и клетки доноров. Один ребёнок твой, один его, а выносит суррогатная мать или даже ты, но проблема изначально яйца выеденного не стоила, ты хоть понимаешь это? Проблема с самого начала была только в твоей голове, и слава Богам, сегодня, прочитав слова, мимо которых ты годами ходила, не решаясь взглянуть правде в глаза, тебя, наконец, осенило!
Лурдес снова откидывается на спинку своего кресла и снова закуривает. Красавчик за барной стойкой угрожающе вытягивается, но Лу показывает ему жестом, что мол, «две затяжки, не более. Очень нужно!» Парень кивает, слегка улыбнувшись, а подруга снова фокусируется на мне, выдав очередную мудрость:
– Не теряй времени ни на меня, ни на этот город. Ты всё верно решила: езжай к нему прямо сегодня, прямо сейчас.
– Он женат. У него семья.
– Детей нет, а это уже полдела. Кроме того, посмотри внимательнее на их снимки.
Лурдес толкает ко мне свой планшет со знакомым фото:
– Видишь? Что и требовалось доказать: твой Дамиен если и спит с ней, то только каждый первый понедельник следующего за отчётным месяца. Перед нами недолюбленная женщина – практически учебный экспонат!
– Как всё просто у тебя… – думаю вслух.
– Да в жизни вообще всё не так и сложно, на самом деле! Думать надо, думать!
– И это не всегда помогает.
Затянувшись в третий, последний раз, Лурдес нервно тушит почти целую сигарету в собственном бокале недопитого мартини:
– Езжай к нему. Главное теперь, чтобы не оказалось слишком поздно!
И я еду, лечу к нему, сияя надеждой, светясь миллионами планов, мыслей, идей. Я думаю о том, как обниму его, как он обнимет меня. Как попрошу прощения за свою слепоту и скудоумие. За готовность идти на поводу у норм морали, за слепую веру обществу и за собственную слабость. За то, что не слушала своё сердце, его сердце. За то, что была глуха, когда он просил любить его. Просил словами, своим голосом и этими размашистыми белыми буквами на кирпичной стене, местами уже пожелтевшими от времени и тысяч прочитавших их людей.
Конец ознакомительного фрагмента.