Опомнись, Филомена!
Шрифт:
Праздник еще не закончился, но продолжение предстояло перекроить и сшить заново. Артуро, не полагаясь на память, только успевал записывать отрывистые приказания.
– Второй трон… Нет, возьмите парный из залы заседаний и установите прямо на лестнице Гигантов. Платье, драгоценности… Пусть камни подберут под цвет глаз… Архивариус… Отряхни со старичка пыль, через час я хочу знать все о Саламандер-Арденте…
Через час дверь кабинета снесло с петель и в коридоре закричали, что донна Филомена, кажется, умерла.
Как
Мне требовалась ванна, чистая одежда и мои подруги. Приоритеты я расставила, вообразив выражения лиц Карлы и Мауры, явись я перед ними в кукольном платьице.
Ах, еще мне нужен был развод!
Нашлепка с губ отдираться не желала. Я царапала ее ногтями, пыталась укусить изнутри, но добилась лишь вкуса крови во рту.
Зеркало меня расстроило, поэтому я перешла в другую залу, с драгоценными шпалерами на стенах и резными потолками.
Отец! Я напишу отцу! Он не давал согласия на брак, наши юристы могут оспорить законность… Опомнись, Филомена, ты обвенчалась с Чезаре Муэрто! С дожем! Матушка меня убьет.
Итак, ванна.
Когда супруг представлял мне служанок, те почтительно кланялись, выстроившись полукругом под парной лестницей. Я тогда на девиц едва взглянула. Кажется, их было более десятка, кажется, они были хорошенькими, и на каждой было платье с золотым позументом, нормальной, заметьте, длины.
Чикко возбужденно сбежала по моему плечу на ладонь, повела из стороны в сторону головкой. Что? Камин? Он не горит, и это тебе не нравится?
Я поднесла саламандру к дровам, те вспыхнули, и ящерка блаженно нырнула в языки пламени. Шкурка ее безостановочно мерцала, изменяя цвет. Маджента, волшебство.
Подойдя к лакированному креслу, я села. В доме Саламандер-Арденте служанка была одна, горничная Симонета, вдовая синьора в самом расцвете лет. Она иногда помогала мне одеваться, подавала матушке утренний кофе и прислуживала за столом, если на обед являлось одновременно более трех членов семьи. Как отдать приказ Симонете, я знала.
На низком столике я заметила колокольчик, а в спальне, кажется, было бюро, такое же вычурное, как и прочая мебель.
Вооружившись предметами для письма, я резко встряхнула колокольчик, призывая прислугу. И они явились, две волшебные нимфы в золотистых платьях. Их высокие прически покачивались подобно косым материковым башням, вызывающим смех аквадоратских зодчих.
– Донна догаресса, – протянула левая тоненьким голоском. – Чего изволите?
Окунув перо в чернильницу, я вывела:
«Пожалуйста, ванну и чистое платье».
– Это невозможно, донна догаресса, – голос правой был еще противнее. – Пресная вода – на вес золота, мы берем ее в дворцовом колодце раз в день, и сегодняшние запасы уже исчерпаны.
Две пары глаз смотрели на меня с одинаковым выражением наглой безнаказанности.
«Кувшин для умывания?» – вывела я, чувствуя, как щеки заливает беспомощным румянцем. Мне как будто снова было шестнадцать и я терпела насмешки маркизетты Сальваторе.
– Боюсь, все они заняты.
– Тишайшая донна.
Перо хрустнуло, когда я жирно перечеркивала вторую просьбу. Резко поднявшись, я пошла к двери, сжимая в кулаке лист бумаги.
– Куда? – колыхнулись башни.
– Вам не позволено покидать…
Чикко прохладно охватила мое ухо и выпустила в сторону служанок струю пламени. Девицы завизжали, я покинула комнату. Путтаны! На них были одинаковые кольца, золотые печатки с изображением мертвой головы. Тишайший супруг отдал меня на потеху и поругание личному гарему? Стронцо Чезаре!
– Задержите ее! – прокричали из-за спины, и в коридоре стало многолюдно.
Мягкие, рыхлые, грудастые женщины пытались заступить мне путь, ухватить за волосы, поставить подножку. Действовали они молча, видимо, опасаясь шума, чем напомнили мне деревянных болванчиков маэстро Дуриарти. Я лягалась, била наотмашь, расталкивала горничных. Чикко пыхтела, накапливая жар. Довольно скоро до меня дошло, что соперницы опасаются мне навредить, и я удвоила усилия.
Дверь, за которой скрылись его серенити с помощником, я помнила прекрасно, и до нее оставалось с десяток шагов, когда спина моя ощутила мощный тычок.
Упав на четвереньки, я стукнулась об пол коленями. В голове гудело. Что происходит? Я попыталась встать, но лишь растянулась во весь рост.
– Ты убила ее, Клаудиа? – спросили громким шепотом.
– Ни звука! Перенесем девицу в спальню… Джина, помоги. Скажем, что донна Филомена прилегла отдохнуть…
– Его безмятежность спросит…
– А мы ответим…
– Мы все повязаны, ни одна не избежит наказания.
Накатили одновременно слабость и тошнота, в глазах потемнело. Кракен меня раздери, это обезвоживание! Я не пила уже около двадцати часов, соль моря выдавила из меня остатки влаги.
Воспользовавшись тем, что горничные отвлеклись на совещание, и собрав все силы, я поползла к двери.
«Чикко, девочка, ты волшебное создание, ты вполне можешь уловить мысленную эманацию. Мне нужно туда, в кабинет. Очень нужно!»
– Она убегает!
– Держите!
– Ба-бах!
Дверь снесло, будто от мощного взрыва.
– Донна Филомена, кажется, умерла! – быстро сориентировавшись, в полный голос завопили девицы.
– Наша тишайшая донна!
– Наша серениссима!