Опороченная (Карнавал соблазнов)
Шрифт:
— Нет, Идит, я не извращенец.
— Тогда почему ты так много говоришь о прикосновениях и блуде?
— Вероятно, оттого что прошло много времени, с тех пор как я этим занимался.
Это ее удивило. Ей хотелось спросить, почему же это давно, если он предположительно навещал свою любовницу между их помолвкой и его возвращением в Равеншир несколько дней назад, но у нее язык не повернулся. Если спросишь, он сразу поймет, что ее это интересует. А ей безразличны и он, и все другие мужчины. О Господи.
— Уже три
Глаза ее расширились, и против воли волна радости нахлынула на нее. Пытаясь изо всех сил вернуть свою холодность, она заявила самым равнодушным голосом, какой только могла изобразить:
— Возможно, для мужчины это довольно долго, но, по-моему, ты придаешь слишком большое значение совокуплению между мужчиной и женщиной.
— Мужем и женой, — поправил он ее с легкой усмешкой.
Она пренебрежительно махнула рукой:
— Мужчина, женщина. Супруг, супруга. В конце концов, это просто плотская потребность, которой придается преувеличенное значение. Вроде приема пищи. Или зевания. Слишком преходящая, чтобы заслуживать такого внимания. О, я не сомневаюсь, что это приятно для мужчин. Во всяком случае, они любят почесать об этом языки, но я не сомневаюсь, что для большинства женщин это не более чем досадная необходимость.
Эйрик бросил на нее косой, удивленный взгляд и медленно покачал головой:
— Зевание? Ах, Идит, с каким удовольствием я научу тебя другому взгляду.
— Мне не нужны твои греховные уроки.
— Нет ничего греховного в хороших занятиях любовью мужа и жены.
— Хорошие. Плохие. Для меня это не составляет разницы.
— Составит.
— Ха!
Эйрик протянул руку и взял в пальцы ее длинный, кудрявый локон. С благоговением потер его между большим и указательным пальцами, а потом, не отрывая своего взгляда от ее глаз, поднес локон к губам.
— Я подозреваю, моя чопорная, правильная леди, что ты цепляешься за какие-то превратные представления насчет любви. Если бы все зависело от тебя, то, могу поклясться, это было бы быстро и спокойно, чисто и холодно. Ты справлялась бы с этим весьма ловко, как и с домашним хозяйством.
Она лишь молча вскинула подбородок, упрямо отказываясь клевать в этот раз на его крючок. Он тихо засмеялся и продолжал:
— Но позволь мне заверить тебя, дорогая, что хороший любовный поединок бывает долгий… и мокрый… и грязный… и шумный… и очень, очень жаркий.
«Жаркий? Мокрый? О Боже». У Идит невольно приоткрылся рот от недоверия.
— Ты меня совсем не понимаешь, — произнесла она с досадой. — Ты все время искушаешь меня. А ведь единственное, чего мне хотелось, так это мужа, который защитил бы моего сына, хотелось законного брака. — Она в отчаянии закрыла глаза.
— Я же хочу большего.
Тихо произнесенные Эйриком слова поразили Идит, и она открыла глаза, чтобы встретить голодный огонь в его горящем взоре. «Голодный? Почему? О нет, это невозможно… ох, это наверняка не из-за меня».
Она споткнулась, и Эйрик схватил ее за талию, чтобы поддержать. Простого прикосновения его рук к ее одетой в шелк коже оказалось достаточно, чтобы сердце у нее застучало, а кровь хлынула жаркой волной во все конечности. Милостивая Мария, его руки были настолько чудесными, что ей захотелось на всю жизнь удержать этот момент.
Это была та сладость, о которой она мечтала юной девушкой, прежде чем Стивен из Грейвли рассеял ее иллюзии. Рот ее приоткрылся, издав тихий стон отчаяния, — так ее измучили усилия, направленные на то, чтобы устоять перед обаянием Эйрика.
Эйрик резко вздохнул, вероятно понимая слишком хорошо ее невольный ответ ему.
Не успела она повернуться и убежать, что ей наверняка следовало бы сделать, пока он не спалил ее заживо своими горящими глазами, как Эйрик порывисто прижал ее к своей крепкой груди. Затем, схватив руками за талию, поднял вверх, так что ее босые ноги заболтались в воздухе, и понес к ближайшему дереву.
Когда ее спина оказалась прижатой к грубой коре, а ноги едва касались земли, он прильнул бедрами к ее животу и продемонстрировал то, что имел в виду, когда говорил, что будет часто к ней прикасаться.
— Прелестна… так прелестна, — бормотал он, уткнувшись ей в шею, а руки его между тем играли с ее телом, сдвигали скользкую ткань шелкового платья на бедрах, на спине.
— Не надо, пожалуйста… да перестань ты, похотливый козел! — воскликнула она, стараясь схватить его за запястья, но он был слишком проворным. Его руки оказывались одновременно повсюду.
— Я не могу остановиться, Идит… Не могу, — хриплым голосом прошептал он и игриво укусил за мочку уха.
— При таком насилии я даже не испытываю стыда.
— Бесстыдная жена, — задумчиво произнес он. — Хммм. Я думаю, что мне это нравится, Идит. Даже очень.
Затем, словно прорвавшаяся дамба, его ласки волнами хлынули на нее. Он уже не обращал внимания на ее крики насчет непристойности его прикосновений к самым ее интимным местам. Когда он потерся своей волосатой грудной клеткой о ее покрытую шелком грудь, Идит задрожала от восторга.
— А я не знаю, — удивленно произнесла Идит.
— Зато я знаю, — заявил он с возмутительной самонадеянностью.
Она хотела сказать что-нибудь еще, но была слишком захвачена сладострастным зудом, который распространялся по ее телу словно лесной пожар.
— Я не хочу этого чувствовать, — простонала она.
— Придется, — заявил он и приблизил к ней свои теплые губы. Одновременно его большие ладони обхватили ее ягодицы самым бесстыдным образом. Ей следовало бы возмутиться, но почему-то она не возмутилась, и он привлек ее еще крепче к своему жесткому естеству.