Оппозиционер в театре абсурда
Шрифт:
– Товарищи, здравствуйте! Я – Артем Скорохватов, приехал в город трех революций из провинции, чтобы здесь жить и работать… и приближать революцию! Как же я рад, что я снова среди своих!
Он стремительно пожал старичкам руки, кинулся к девушке и тоже с силой пожал ее узкую ручку. Затем долго и обстоятельно тряс руку мужчине лет шестидесяти.
– Вы – наш секретарь?
– Да, товарищ Артем! Значит, это вы… Мы рады приветствовать вас в нашей первичке!
– Я вижу, вы принимали взносы от товарищей. Я тоже готов, за три месяца… Уже три месяца, как с учета у себя снялся. Истосковался по большому делу. Малые-то дела делаю – комментарии пишу, борюсь с режимом, так сказать, в виртуальном пространстве.
Артем с гордостью выложил перед секретарем свой партбилет. Пока тот открывал его на нужной странице, достал
– Вы сколько хотите внести? То есть, какую сдачу вам?
– Вот все и хочу внести. Сдачи не надо.
– Но вам самому деньги нужны. Вы же только приехали…
– Ничего-ничего! Я нашел работу, вот, сегодня первый день вышел, и готов…
Секретарь принял деньги. «Любопытный экземпляр», – подумала Ася, пронаблюдав эту сцену. – «А миловидный-то какой…»
…Игорь ехал на собрание первичной организации номер пять на метро. Он уже и не помнил, когда последний раз спускался в «подземку». Его раздражало, что его толкают, что к нему прикасаются мокрые куртки и пуховики (на улице лил дождь). Однако поехать на машине не решился – вдруг за ним «хвост». Не дай Бог Глазурьев узнает его планы!
Он вынырнул на поверхность, где его хмуро встретил унылый октябрьский вечер. Струи дождя часто барабанили по мостовой. Игорь раскрыл зонт и, подумав о том, куда он направляет свой путь, усмехнулся: ему и в пьяном бреду не привиделось бы, что он вступит в коммунистическую партию! Он вспомнил, как, еще учась в школе, сбегал с комсомольских собраний… Как в институте схлопотал выговор с занесением в личное дело за то, что вместе с курсом не поехал в колхоз на уборку. С чувством большого облегчения воспринял он отмену всякой партийной принадлежности. В 1991-м году, разумеется, громче всех возмущался действиями ГКЧПистов. В 1993-м одобрял Ельцина за расстрел парламента – «Так им, коммунякам недобитым! Всех мочить!» На выборы ходил аккуратно и голосовал исключительно за Ельцина, а впоследствии – за Путина. А как иначе? Знаем, кто у нас отец родной. И вот – насмешка судьбы – он спешит, чуть ли не спотыкаясь и падая, чтобы вступить в коммунистическую партию, так как одна она, родимая, может спасти и его бизнес, и его самого. Да уж… поистине, неисповедимы пути…
Через пять минут он очутился во дворе пятиэтажного дома сталинской постройки. Из единственной призывно распахнутой парадной струился желтоватый свет «лампочки Ильича»… Ну, тут уж все мысли в одном стиле… Поскольку двери остальных парадных негостеприимно заперты, понял – сюда. Своей порывистой летящей походкой подошел к распахнутым дверям, еще раз оглянулся – вроде никого, торопливо вошел, спустился в подвал с закоптелыми стенами и очутился в длинном узком коридоре с шуршащими почти на уровне лица мокрыми канализационными трубами. Странно выглядел Игорь в дорогом пальто рядом с ржавыми трубами, ну, да уж что теперь… Не верилось, что этот темный подвал может быть обитаем. Почти на ощупь Игорь продвигался вперед, пока не увидел узкую полосу света. Толкнув единственную дверь в самом конце коридора, он вошел в освещенное помещение и огляделся. Ему показалось, что коридор, как некая вневременная труба, связывающая настоящее и прошлое, перенес его на двадцать – тридцать лет назад. Пол покрывал коричневый линолеум, бывший в употреблении в восьмидесятые годы, на стенах сохранились желтые обои в цветочек, которые под потолком отклеились и пузырились. Вдоль стен стояли стеллажи с томами собраний сочинений Ленина, Сталина, Маркса… На стене висела картина, на которой был изображен вождь пролетариата, произносящий речь. Возле ветхой кафедры, щели которой стыдливо прикрывало красное сукно, возвышался бюст Ильича с выщербленным носом. Игорь охватил все мимолетным цепким взглядом, отметил то, что потолок подвального помещения отсырел, что на лысой гипсовой голове бюста Ленина – толстый слой пыли, а красное сукно, покрывающее кафедру, местами протерлось до дыр… Да, ощущается нехватка средств у коммунистов, ощущается. Отовсюду выглядывает ухмыляющееся старушечье лицо нищеты… Ветхая, пропылившаяся идея, извлеченная из бабушкиного сундука и пропахшая нафталином. Ветхая, рассыпающаяся в прах мумия… А ее посадили на пьедестал, даже подкрасили ей губы и побрызгали парфюмом, чтобы придать ей видимость жизни… Кто они – люди, которые поклоняются этой мумии, вынутой из гроба? В помещении находилось примерно двадцать человек.
– А вот и наш кандидат, – ободряюще улыбнулась Ася. – Проходите, Игорь Геннадьевич, не стесняйтесь, вы здесь среди своих.
Игорь неловко раскланялся. Увидел поднятую руку – это Павел, он уже здесь, – и занял место рядом с сыном, в заднем ряду. Хотелось укрыться за спинами и оттуда понаблюдать за происходящим. Павел же чувствовал себя непринужденно – развалился на стуле, бесцеремонно разглядывал новых товарищей.
Собрание еще не началось. Люди перестали обращать внимание на новичка и возобновили прерванные его приходом разговоры. От нечего делать Ветров стал исподтишка разглядывать присутствующих. Подавляющее большинство пенсионеров разбавлялось мужчинами среднего возраста и молодежью. Прекрасную половину представляли Ася и пожилая дама интеллигентного вида.
Старики ничем не выделялись из разряда других подобных им, то есть ничто в них не выдавало их оппозиционность: ветхо и просто одетые, с простыми честными лицами, они добродушно беседовали между собой о разных житейских делах – о закончившемся дачном сезоне, о том, что уходящий год оказался щедр на грибы… Пожилая дама с упоением рассказывала рецепт грибной икры, мужчины слушали ее, добродушно посмеиваясь, и отпускали шуточки вроде «А неплохая, наверно, из твоей грибной икры закусочка получилась», «Вот-вот, ее бы да под водочку», «Когда к себе пригласишь на икру? С тебя закуска, с нас – выпивка». Игорь сразу оценил ситуацию – старики воспринимают собрания, как возможность выползти из своих нор, выйти на люди, пообщаться со сверстниками. Коммунистическая идея для них – это ностальгия по прошлому, по ушедшей юности, по завершенной в незапамятные времена карьере…
Молодежь же была иного рода. По их мрачным лицам и нахмуренным лбам, по сурово сверкающим глазам понятно было, что они себе на уме и в душе недовольны. Даже одежда красноречиво свидетельствовала, что они представляют собой, своим внешним видом, протест – кожаные куртки с устрашающим железом в виде цепей, замков, ошейников и браслетов, военизированные сапоги на шнуровке, длинные всклокоченные волосы. У одного Игорь рассмотрел в ухе серьгу в виде креста. Молодежь держалась особняком, сидела, насупившись, и если и обменивалась друг с другом скупыми словами, то нехотя и как бы через губу.
Обсуждалось событие на Красной площади, давешний флэшмоб.
– Как думаете, кто организовал?
– Говорят, какой-то «товарищ Артем».
– А кто он?
– Если б знать…
– Нам бы в партию таких!
– Да он, может, и так наш.
– Это точно! В партии или нет – наш человек!
Игорь вслушивался в их разговор, как вдруг неприятная неожиданность – сидящий впереди брюнет, затылок которого казался смутно знакомым, обернулся, и Игорь узнал в нем своего нового работника – директора по маркетингу. Тот тоже узнал своего начальника, и изумление изобразилось на его холодном бесстрастном лице.
– Игорь Геннадьевич?!
– Он самый, Артем Вениаминович-ч-ч.
Ветров был в бешенстве, он испытал мучительный стыд перед новым подчиненным. Ведь вот только что он восседал перед ним в презентабельном кабинете, он, босс, с высоты своего положения снисходил до беседы с ним, а теперь он упал в глазах своего работника, предстал ошивающимся в каком-то грязном подвале, с подозрительными личностями. («Этот-то какого чёрта здесь делает… Ох, как же мир тесен… Абсурдная ситуация!») В то же время ему уж совсем не понравилось, что его новый директор по маркетингу оказался втянут в эту политическую клоаку. («Вот ничего себе, кого на работу-то принял… Кого на груди пригрел!»). Артема тоже не порадовала встреча с боссом («Это еще что… Э, да ладно! Зато не надо прятаться и свои политические убеждения скрывать»).
Артем хотел что-то сказать, чтобы прервать неловкое молчание, но в этот момент секретарь, собрав взносы, объявил, что собрание начинается, кто за… против… воздержался… Это опять напомнило Игорю далеко забытое – детство, юность… Первым на повестку дня поставили вопрос о рассмотрении двух поступивших заявлений о вступлении – от отца и сына. Вторым вопросом – обсуждение доклада партийного лидера в преддверии выборов. Затем – прения. И в заключение – план предвыборной кампании заместителя секретаря первичной организации. Чуть больше месяца остается – надо спешить.