Опричник. Том 2
Шрифт:
Оставалось разобраться, увидел ли я запись или трансляцию в прямом, так сказать, эфире. Пробежавшись пальцами по пульту, нашёл управление фиксаторами и, убедившись, что видел лишь запись, непроизвольно вздохнул. И вряд ли я смог бы с уверенностью сказать, чего мне было жаль больше: того, что позволил наслаждавшимся записью своих «развлечений» мерзавцам так легко уйти, или того, что сам не мог прийти сюда раньше, чтобы помешать насилию… Я не герой, и моё понятие о морали и рамках допустимых действий довольно размыты, но… есть вещи, которые я не приемлю и за которые считаю лучшим наказанием кастрацию раскалёнными клещами, чтоб не размножались, и последующую пожизненную ссылку уродов на урановые рудники. Смерть для таких тварей —
Справившись с накатившей злостью, я вновь принялся шарить по вычислителю охраны в надежде найти канал передачи данных с фиксаторов на иных уровнях подземелья, но увы… что бы я ни делал и как ни старался, здешняя система безопасности оказалась наглухо завязана лишь на тюремный этаж. Связь же с иными уровнями осуществлялась лишь одним каналом с постом уровнем выше, и… тревожным сигналом, подаваемым на него же.
Пытаться открыть с пульта охраны решётчатые двери, перекрывавшие доступ к тюремному блоку, я не стал, во избежание возможного подъёма тревоги. Кто его знает, как отнесётся охранная система к таким действиям? Вместо этого я просто вырвал металлические прутья вмурованной в бетонные перекрытия решётки, чем и обеспечил себе свободный проход, благо, усиленные арматоловые мышцы «Визеля» позволяли с лёгкостью провернуть такой фокус.
Пробежавшись по длинному коридору до самого конца и с лёгким недовольством убедившись, что охранников на этом уровне больше нет, я отправился в обратный путь к той же самой пожарной лестнице, по дороге прислушиваясь к Эфиру за запертыми дверьми камер. Рисковать и отпирать их я не стал. В предстоящей бойне нам только и не хватало мечущихся по подземельям пленников и пленниц. А в том, что бойня будет, я уже не сомневался. Пусть я не целитель и расстояние, разделявшее меня с обитателями тюремного уровня, не позволяло точно определить состояние их здоровья, но общий эмоциональный фон здесь был такой, что я чуть зубы в крошку не стёр от безысходности и страха, царивших за стальными дверями камер… и от собственной злости, накатывавшей на меня чудовищными волнами. Как я смог удержаться от падения в кровожадное безумие, сам не пойму. Но удержался всё же… кое-как.
Следующие два уровня оказались абсолютно идентичными нижнему. Те же посты охраны, та же заглушенная на себя система охраны с доступом на этаж ниже, те же решётки и камеры. Здесь я задерживаться не стал и, спеленав и усыпив охранников, после проверки этажей на наличие неучтённых сторожей двинулся выше.
На последнем не проверенном мною этаже вроде бы усмирённое желание рвать охранников в клочья вновь подняло голову. Нет, здесь не было тюремных камер, и сторожа не развлекались просмотром собственных «подвигов» на мониторах наблюдения. Здесь были лаборатории. Пустые ввиду ночного времени, но от этого не менее жуткие. Даже сквозь установленный мною на всякий случай фильтр я чувствовал, как стонет и воет Эфир! Стены этого места просто пропитались эманациями страха и боли… безнадёги и смерти. Я шёл по стерильным коридорам, заглядывал в похожие на операционные, помещения и меня трясло от накатывающей волнами жути чужих страданий. Сколько людей здесь замучили, я даже представить не могу. И от этого становилось ещё хуже. Ещё больнее…
Но следом за этой болью вместо всепоглощающей кровожадной ярости, ещё недавно будоражившей нервы, ко мне пришло совершенно чистое, кристально прозрачное понимание собственных дальнейших действий. Разум, словно перенасыщенный царящим здесь ужасом, вдруг будто перешёл на другой уровень. Отключились эмоции, пропал бьющий по чувствам кошмарный вой Эфира, заставлявший меня скалиться на любую тень, исчезло желание вернуться к сладко сопящим на нижних этажах охранникам и устроить им кровавую баню… Вместо этого, завершив осмотр лабораторий и подсобных помещений, включавших в себя силовой зал и склад с оборудованием, я
Устало вздохнув, я прикрыл глаза и наконец развернул «окно» к расположившейся в заповеднике группе поддержки. Сейчас мне предстоял непростой разговор…
— Нам ведь всё равно придётся ждать, когда в замке появятся сотрудники, — доказывал я. А мой визави только крутил головой.
— У нас есть чётко поставленная задача, а то, что предлагаете вы, боярин, выходит далеко за рамки утверждённого плана, — вяло отбрёхивался он.
— Но людей всё равно придётся вытаскивать! — настаивал я. — Так почему бы не сделать это до того, как мы разнесём этот чёртов замок по кирпичикам?!
— У круга не хватит сил, чтобы столько раз открыть переход в подземелья! — не выдержал Перглер.
— Мастер, я не предлагаю вам таскать всех пленников по одному, — вздохнул я. — С этим я справлюсь сам. Мне нужно, чтобы вы открыли переход в больницу, где их смогут принять без проволочек. И не говорите мне, что у вас нет координат для эвакуации раненых!
— Я… — эфирник задумался, явно разрываясь между инструкциями и человечностью.
— Мастер, вы можете сделать это сами, своей волей, — не выдержав, зарычал я, — и тогда крутите дырочку под награду за спасение гражданских. Или это сделаю я, прямо сейчас связавшись с куратором операции и получив от него соответствующие распоряжения. Тогда вам уже придётся подчиниться и, соответственно, можете забыть о какой-либо награде. За следование приказу, знаете ли, таковые не положены.
— Хорошо, — наконец решившись, тяжко вздохнул Перглер. — Мы сделаем это… Ведите людей.
Терять времени я не стал и, хлопнув мастера по плечу, развернул окно на самый нижний уровень замкового подземелья. На ходу укрывшись отводом глаз, я шагнул в марево перехода и, оказавшись в уже знакомом закутке поста охраны, ринулся к камерам. Ещё одно окно, и вот я уже в камере-одиночке. На узкой шконке с тонким, почти прозрачным матрацем, свернувшееся клубочком тело. Худющее, патлатое… тихо стонущее во сне. Унять дрожь в руках, прогнать накатывающую злость. Аккуратно провести ладонью над телом, отправляя его в более глубокий сон. Подхватить на руки вместе с матрацем, открыть окно… передать спасённую на руки Ведьме.
Повторить. И ещё раз. И ещё… ещё…
Пока я нырял в подземелье и выносил из него крепко спящих пленных, которых Илона тут же укладывала наземь, Перглер успел отослать сигнал в госпиталь и, выстроив своих подчинённых в круг, открыл переход, из которого тут же повалили царские гвардейцы, закованные в лёгкие тактики. Рассыпавшись по округе, они деловито заняли оборону по периметру поляны, а ещё через минуту переход выплюнул первых медиков.
— Что тут у вас? — оказавшись рядом с ведущим круга, задал вопрос один из белохалатников. И почему я не удивлён?
— Пациенты для вас, Осип Михайлович, — подал я голос, свернув забрало шлема.
— Кирилл Николаевич? — удивился Нулин и, поправив пенсне, прищурился. — Вы ли это, голубчик?!
— Он самый, господин майор, — улыбнулся я в ответ.
— Полковник, с вашего позволения, — поправил меня глава госпиталя Московского лёгкого бронеходного полка, но тут же стёр ответную улыбку с лица. — Итак, где ваши раненые?
— Среди наших раненых нет. Пока, — я мотнул головой и указал врачу в сторону лежащих на тюремных матрацах пленников… точнее, бывших пленниц замка иоаннитов. — Нужно эвакуировать их. Девяносто семь девушек и женщин. Их держали в плену. Как долго, не знаю, но у всех истощение, возможны психические травмы… Есть гематомы, переломы, как свежие, так и не залеченные. Последствия избиений и насилия.