Опрокинутый рейд
Шрифт:
Однако что ему с этими сведениями делать? Связной сказал: «Тебя найдут». Когда? Почти все узнанное через несколько дней устареет.
Шорохов лег, до подбородка натянул простыню. С едва слышным звоном прогнулся под ним пружинный матрац. Как уснуть?
До прихода казаков в усадьбе была коммуна. Из темных изб переселилась беднота. Дивились паркету, каминам. Детишки бегали по коридорам, играли в прятки, заливались смехом. Бабы смущенно краснели, впервые в жизни разглядывая себя в больших зеркалах. У мужиков были иные заботы: засеять
Что за порядок на свете! Все теперь ополчились на этих мужиков. Рядовые казаки, интендант полка, Никифор Матвеевич, гость-полковник, Мамонтов, Сидорин, Деникин, все те деятели, которые посылают в Россию оружие. «.. миллионы патронов, сотни тысяч винтовок… Нужно больше?»- сказал Мануков.
Так он, Шорохов, говорит со своими контрагентами об овечьих и коровьих шкурах, о солонине, мясе.
Не оружием ли торгует этот ростовский купец с международным размахом? Миллионы патронов, сотни тысяч пар сапог. Такие партии товара — золотой дождь. И вполне тогда объяснимо почтительное отношение к нему да и к ним, его спутникам, военных и то, чего ради он затеял поездку вслед за корпусом. Лично во всем разобраться. В крупной торговле — важнейшее правило. Слишком много зависит от любого решения.
Однако — спать, спать…
Нет. Прежде — запись. Связной может явиться в любую минуту. Надо всегда помнить об этом.
Лети, карандаш! Как только можешь, мельчи. Покрывай ровными строчками сложенную гармошкой полоску тонкой бумаги.
«.. в разгов. с Мал. полковник сказ.: корпус, прорвав фронт у Новохоперска, уже захватил Тамбов, идет на Козлов, далее на Тулу. В этих городах будет попытка произвести формиров. пехотн. частей. Пех. и арт. направятся на Москву, кав. в тыл 8-й и 13-й а. для произв. де-зорг. Одноврем. Дон. а. перейдет в наступл. на фронте 8-й а. В захвачен. Мам. местн. ожидается воссоздание власти по царек, образцу…»
Лети, лети, карандаш!
…Вот теперь, наконец, можно спать.
Шорохову показалось, что он тут же открыл глаза. Кто-то дергал за ручку двери его комнаты.
Он оглянулся на окна. Они уже выделялись серыми прямоугольниками. Рассветало.
— Кто там?
— Я. Николай Николаевич.
— Минуту терпения, — он надел рубашку, брюки, переложил в карман вынутый из-под попутки наган.
— Скорее! Забаррикадировались, будто вас будут брать штурмом. — Да-да, сейчас.
Он открыл дверь.
Мануков был в плаще. Руки — в карманах, шляпа надвинута на глаза.
— Осторожны, однако…
Войдя и остановившись у порога, он оглядывался с таким видом, будто проверял, нет ли в комнате кого-то еще постороннего.
Шорохов не ответил. Да, осторожен. Ну и что? В конце концов, у него с собой немалые деньги. Как ему еще себя держать?
— Одевайтесь.
Шорохов не шевельнулся. Стоял в рубахе навыпуск, босой, хмуро смотрел на компаньона. Потом спросил:
— Что
— Казачий полк покинул село.
— И куда он ушел?
— Неизвестно. — Когда?
— Два часа назад. А вчера вечером — ни единого слова.
— Может, тогда они сами не знали. Пришел приказ.
— Болтовня, — оборвал его Мануков. — Поднять конный полк всего за какой-то час, и так, чтобы никто ничего не услышал, нельзя… Да и вообще о чем речь? Мы были не за тридевять земель. Могли известить.
Шорохов чиркнул спичкой, чтобы посмотреть на часы. Мануков взмахнул руками:
— Потушите сейчас же. Смотрите!
Он подошел к окну, жестом подозвал Шорохова. Окошки пристроек, стоящих на краю площади перед господским домом, были темны, однако где-то вдали мерцали слабые огоньки.
— Видите? — спросил Мануков. — Свет!
— Что из того? Надо выгнать в поле скотину, перед тем ее подоить.
— А люди, которые перебегают от дома к дому? Вглядитесь! Некоторое время Шорохов смотрел в том направлении, куда указывал Мануков. Тусклые огоньки. Ничего больше.
— Красные, — громким шепотом произнес Мануков. — Через десять минут будут здесь.
Шорохов быстро обернулся. Правду ли он говорит? Но даже если заведомую неправду, как вести себя?
В один прыжок он оказался у кровати; сминая задники, сунул ноги в полуботинки, надел пиджак, схватил саквояж, без разбора сгреб в него со стола все, что там лежало: часы, кошелек, запонки, галстук, носовые платки, серебряный портсигар, в котором между двойными стенками скрывалась бумажная полоска с разведсообщением, — возвратился к Манукову, сказал:
— Надо догонять полк.
— Верхом на метле?
— Почему? Есть экипажи, кучера. Где Фотий Фомич? Нечипоренко? — Откуда я знаю!
Обеими руками Мануков схватил Шорохова за борта пиджака, приблизил к себе.
— Поймите же! Завершается вторая неделя рейда. У красных в этом районе две группы войск. Шорина и Селивачева. Слышали о таких краскомах? Слышали, слышали! Не притворяйтесь! Несколько армий. Думаете, они смирились с тем, что Мамонтов гуляет по их тылам?.. Полк ушел. Усадьба окружена. Что делать? Твердить, что мы нейтральные торговцы? Прибыли разворачивать дело? А простите, какое? Скупать по дешевке трофеи… И станем к стенке. Ах да, вы заявите, что происходите из рабочих — свой брат, своя кость…
— Какая кость? — Шорохов рванулся из его рук. — Что вы городите?..
Как они, рабочие, настроенные революционно, безошибочно находили друг друга в прежние, даже самые трудные, реакционные годы? Это вспомнилось Шорохову. Промелькнуло в мозгу.
В цехе появился новичок. Ему еще непривычны тесные закоулки между станками, гнетет мелкое дрожание воздуха, исполосованного переплетеньем трансмиссий, кажутся неприветливыми взгляды соседей. Сиротой стоит он на своем месте, прилаживается.