Опрокинутый рейд
Шрифт:
— И сколько ты просишь?
— А сколько дашь.
Шорохов оглянулся: рядом с ними никого, на козловский случай не похоже, — отсчитал восемь тысяч донскими деньгами, дал:
— На!
Схватив деньги, парень бросился бежать.
«Впервые украл», — подумал Шорохов.
Потом он без всякой цели бродил по городу. Разгромленных жилых домов и магазинов встречалось тут гораздо меньше, чем в Козлове. Правда, в нескольких местах чернели свежие пепелища, кое-где у заборов и в подворотнях видел он трупы людей. Не всматриваясь, проходил мимо. Что можно было сделать сейчас?
И конечно, как и в Козлове, центральная часть города представляла собой сплошное торжище: казаки меняли товары на деньги, и все до единого — очень торопливо. Вывод из этого мог быть лишь один: скоро уходят
В нижнем конце мощенной белым камнем, очень нарядной, нацело занятой магазинами и парадными домами Торговой улицы, почти у поворота на мост через реку, молодой бородатый казак прямо с лошади торговал голубым, очень ярким сукном. Толстая штука его лежала перед седлом. Казак, добродушно посмеиваясь, на глаз отмерял, сколько просят, шашкой отхватывал, не очень заботясь о точности меры. Брал за аршин с кого двести, с кого триста, с кого сто рублей, деньги принимал любые, в том числе и советские. Сукно стоило много дороже. Отбоя от покупателей не было. Шорохов понял: казаку некогда, но, судя по всей манере держаться, человек это не злой и разговорчивый.
Подошел, пощупал угол плотной ласковой ткани, с сожалением сказал:
— Дешево продаешь-то, станишник!
— Дык ведь дальше идем, — простодушно ответил казак. — С собой разве возьмешь?
— И куда теперь вас, сердешных? Казак кивнул в сторону моста:
— На Задонск, — и добавил:- Покупай, покупай, дядя. Мы уйдем — пехота войдет. Те сами себе будут рвать.
Шорохов свернул к мосту; не доходя полсотни шагов, присел на скамью у калитки. Видно с этого места было прекрасно. За реку сплошным потоком шла конница. Торопились. Туда же, через мост, ползли броневик, штабные фургоны. На Задонск. В юго-восточном направлении от Ельца. Дальше и дальше от Москвы.
Все вместе компаньоны собрались к обеду. Варенцов и Нечипоренко были счастливы. Шорохов никогда еще не видел их такими. Повторяли:
— Уж так… так обеспечились… Добре, добре… Вот где богатство-то… Спасибо, Николай Николаевич, аи и спасибо…
Мануков поначалу участия в разговоре не принимал, задумчиво поглядывал на компаньонов.
— Купеческая столица, — не утихал Нечипоренко. — Священников триста тридцать три души. Купцов-то первой гильдии да второй… Теперь поднимутся, слава богу!
— А что, господа, — спросил Мануков. — Не пора ли домой? Как полагаете?
Варенцов вытер салфеткой губы:
— Домой. Нечипоренко подхватил:
— И поедем. Поторговано. Встанем из-за стола — и поехали, — он довольно засмеялся.
Теперь они все трое смотрели на Шорохова. Тот кинул: — Хоть сейчас. Вместе выехали, хорошо бы вместе вернуться. Мануков поднялся из-за стола.
— Так и будем считать, — он словно бы закрывал заседание. — Полагаю, организовать это для двух-трех человек несложно. Двух-трех, — повторил он. — Лично мне придется несколько задержаться.
Варенцов и Нечипоренко тоже поднялись, вышли из комнаты. Едва дверь за ними закрьшась, Мануков подошел к Шорохову, сел напротив, негромко рассмеялся:
— Итак-с, домой?.. Не знаю, чем вы занимались с утра…
— Ну как чем? — с вызовом проговорил Шорохов. — Громил Русско — Азиатский банк.
Он положил на стол купленную на Красной площади пачку. Мануков взял ее; отогнув с угла, пропустил между пальцев:
— Завидую? Нет. Это время я тоже не потерял. К тому же побывал в штабах всех дивизий, вступивших в Елец, беседовал… э-э… с рядом персонажей. Военных и штатских. Офицерик, который нас вчера сопровождал, не единственный. Некоторые из них занимали при большевиках выдающиеся посты… Константин Константинович, правда, оказался недоступен, но, поскольку мои планы кое в чем изменились, это сейчас не столь важно. Однако смотрите: с момента вступления казаков в город не прошло и суток, а уже образовалась вполне работоспособная власть. Помните, что было в Козлове? Там власть создавалась стихийно, и потому, конечно, возникла по образу и подобию прошлой поры: городская и земская управы, полиция. Без учета того, что во взбаламученной России такая власть уже по одному своему наименованию несет зародыш отрицательного к себе отношения
Он ошибался. В Козлове городскую управу создали тоже приказом Мамонтова. Как и там, так и здесь она состояла из мстительных бывших, была властью злобного меньшинства. Но вступать в какие-либо объяснения Шорохов не собирался. Зачем? Лишь потом, когда Мануков замолчал, он произнес как бы про себя:
— Больше в Ельце я ничего покупать не буду.
— Почему? — насмешливо спросил тот. — Начали вы успешно. Несмотря на все большевистские национализации, Русско-Азиатский банк в западных странах стоит прочно. Вам известно, кто в нем директорствует? Ах нет! Герберт Гувер! Такое имя вы никогда не встречали? Сочувствую. Очень влиятельный в цивилизованном мире человек. С большим будущим. Сейчас он уже министр торговли Северо-Американских Соединенных Штатов, глава Американской администрации помощи — могущественной организации, ее влияние распространяется на добрую половину Европы. И между прочим, шестьдесят процентов акций Парамоновских угольных рудников — ваши края, не так ли? — принадлежат Герберту Гуверу. Да, мой друг, да… Такая деталь: здесь, в Ельце, было не только отделение этого банка, но и фондовая биржа. Мне передали: вчера прямо на канцелярских столах той конторы, которая при красных в ее стенах обитала, прошел общий ужин торгово-промышленных предпринимателей. Очень успешно. Присутствовал Мамонтов, сказал проникновенную речь… Еще раз поздравляю. Бумаги, тут купленные, в Ростове, в тамошней суматохе, у вас, образно выражаясь, оторвут с руками, на что, возможно, вам и стоит пойти, учитывая то, как и где они к вам попали. Мои советы в таких делах — большая редкость, их ценят. Шорохов подождал, пока он выговорится, спросил:
— Вы знаете, что в город вступают пехотные части?
— Знаю. Естественный порядок. Конница всегда опережает.
— Да, но конные уже уходят. А сколько минуло? Одна ночь.
— Откуда у вас такие сведения?
Шорохов не ответил. Мануков настойчиво продолжал:
— Вам точно известно или только предполагаете? Может, вы даже знаете, в каком направлении они уходят?
Он заволновался. Но сам же он как-то говорил Шорохову: «Не торопитесь задавать вопросы. Для умного собеседника три ваших вопроса подряд — не ответа, вопроса! — и о вас уже все известно».
— На Задонск, — это Шорохову не было смысла скрывать. — И чего теперь ждать? Пехоты и у красных полно. Без конных полков, думаете, город удержится? Я не военный, но какой-то опыт у меня теперь есть. И позвольте спросить: стоило ли вообще здесь что-либо покупать, если корпус так и не пойдет на Москву? Процентные бумаги — дело другое. Я говорю о товаре, который заложили в свои здешние склады Фотий Фомич, Христофор Андреевич.
— Откуда такие сведения? — снова спросил Мануков.
— Какие?
— Что без конницы занятые корпусом города не могут держаться? В Тамбов и Козлов большевики так и не вступили. Думаете, это удалось бы от меня скрыть? Корпусом захвачена не просто огромная территория, захвачено самое сердце Совдепии, ибо здесь сейчас ее хлеб. Или вы считаете иначе?
Шорохов ничего не ответил. Просвещать Манукова относительно судьбы Тамбова он тоже не собирался.
— Хотя, конечно, — продолжал тот немного спустя, — есть кое-что настораживающее.
Вынув из бокового кармана пиджака лист газеты, он развернул его и подал Шорохову. Тот прочитал: «Г. Козлов. 14 августа (Дата по старому стилю. — А.Ш.) Бюллетень газеты „Черноземная мысль“… № 2…» Ниже было напечатано во всю ширину листа: «11 августа командир корпуса разрешил В. П. Чиликину издавать в Козлове газету „Черноземная мысль“. Подписал главный комендант есаул Кутырин».