Опьянение
Шрифт:
— Правильный выбор, — рыкнул Ворон, стремясь задействовать каждую связку, заставить себя рычать на языке своры, столь внезапно выразившей ему свое почтение и уважение. Он же несколько минут назад рассчитывал на смерть. — Нам нужно в логово… Вернуть его и порвать на части тех, кто посмел убить Голову! Отомстим за вожака и восстановим порядок! — прокатилось над площадью.
Стая громогласно откликнулась, истошными воплями и сигналами мотоциклов. Ворон вошел в гараж и завел свой мотоцикл. Громко звякнули цепи на берцах. Сверкнули глаза, отражая блеклый свет фонарей. Спешить. Вместе со сворой туда, где свет неумолимо гаснет.
Наблюдатель не дышал. Просто забыл — нужно. Ворон раньше него понял, что грозит свету и спешил вперед. Разрывая тьму ночи, надругавшись над тишиной, он летел на своих черных крыльях к Логову. Наблюдатель напрягся и весь превратился во внимание.
В логово все входили, скромно приоткрывая дверь. Сейчас же она была раскрыта настежь и скорбно висела на одной петле. Искусная резьба словно почернела от всей той крови, что проливались на её стенами, и безысходно темнела вдали, когда Ворон на всей скорости въехал внутрь. Прыжок, почти цирковой трюк, но он не думал о том, что делал. И вот, мягкое приземление на ноги. Пространство за спиной постепенно наполнялось силуэтами, мельтешащими во тьме и приближающимся ревом новых моторов.
Кваз сидел в кресле Головы. У его ног лежало обезглавленное, до боли знакомое тело, с татуировкой в виде паутины во все плечо.
— А вот и ты, — торжественно произнес Квазимодо, и медленно поднял за виски лысую голову с вытатуированным на ней пауком. Вязкая темно-бордовая субстанция медленно падала на пол. Голова. Его скальп знали все, от мала до велика. — Пришел принести мне присягу? — щуплый и нескладный, он картинно развалился в кресле, вытянув вперед ноги.
Ворон достал пистолет. Медленно. Он знал, что Кваз не станет сопротивляться, не поверит, что кому-то хватит смелости бросить вызов новому Голове.
— Давай, убей меня. Если тебе интересно, до его дочки я добрался. Никакая шлюшка. Узкая девственница. Рыдала, билась, даже в рот ей совать не стал, слюни одни. Тьфу…
Грохот. Кресло вместе с Квазом опрокинулось назад, подчиняясь инерции и запрыгнувшей на него массивной фигуре Ворона. Боковым зрением он заметил, что те немногие, что примкнули к Квазу, дернулись в попытке защитить вожака, но не успели. С ним было намного больше людей, они сильнее, опытнее и преданнее. Ворон знал это, поворачиваясь к ним спиной.
— Где она? — быстрый удар кулаком в лицо. Еще раз. Еще. — Говори, тварь!
— В мастерской! Уползла туда, как подбитая гадюка в гнездо. Накричалась, ох, как она кричала. Попробуй её, ты такое любишь. Извини, уже не невинная, но дырочка еще узкая и сладкая, — отплевываясь от крови, усмехнулся Квазимодо. Его мечта сбылась. Он захватил эту сучку, вторгся в нее, насладился страхом и криками — это было великолепно. Ради этой орущей, извивающейся под ним девки, стоило жить. Ради этого мимолетного чувства. Ради власти.
Удар. Снова удар. Ворон бил его, удар за ударом превращая лицо в кровавое месиво. Опьянев от ненависти, он вздрогнул, вспомнив, что там…за дверью. София. Пистолет бабочкой крутанулся в руке. Выстрел. Кваз, плотно прижатый рукой к полу, мог лишь извиваться и орать от нестерпимой боли, когда пуля четко вошла ему между ног. Ворон не промахнулся. Он никогда не промахивался, когда хотел причинить боль. А Кваз…его хотелось разорвать на части. Как и себя, но с последним Ворон разберется позже.
— Тварь, — выплюнул Ворон, — чувствуешь боль? Это еще цветочки. Я найду тебя в аду и буду пытать. Лично. Вскрою тебя по органам, каждую жилу вытяну, наслаждаясь, — тихо щелкнул затвор. Громко прозвучал выстрел в голову неистово орущего Квазимодо, скорчившегося от боли в самой уродливой из возможных поз.
Ворон отшвырнул от себя тело, как старую тряпку, и бросив небрежное: «Залить всё кровью предателей!!» метнулся в комнату Софии. Распахнутая дверь. Пустая комната. Окно открыто настежь. Простыня с красными пятнами на полу. Он стиснул зубы, но нечеловеческий вопль прорвался сквозь них. Нелепая преграда для выхода чувств: искренних, неподдельных, природных.
Наблюдатель похолодел. Он ошибся. Это серьезная ошибка, достоянная кары Создателя. Свет пострадал, а он допустил это. Оцепенение на секунду овладело ими обоими. К счастью, Ворон хорошо знал свой Свет. Легко перемахнув через подоконник, он бежал вдоль по улице. Забыв про мотоцикл, такси и другие более быстрые средства передвижения. Цепи на берцах обреченно позвякивали в такт каждому движению, раздражая уши.
Наблюдатель был все-таки необычным существом, поэтому заметил свет раньше, чем это удалось Ворону.
Хрупкая фигурка в лохмотьях, что остались от некогда белого приталенного платья, медленно шагала вдоль набережной. Она приближалась к мосту, под которым бурлила глубокая река. София дрожащей рукой придерживала грязный подол и с силой нажимала на живот, боль в нижней части которого была сравнима с болью разорванной на части души. Кровь, откуда её столько? Грязь, в которой её вымазали против воли, жгла кожу хуже черного дождя. Софию он никогда не трогал, просто капал на ладонь, не оставляя ожога. Этот день стал её личным черным дождем и выжег до тла.
Ворон должен увидеть её, слишком близко она подошла к парапету. Наблюдатель собрал все силы, чтобы направить его взгляд в нужную сторону. Черная фигура метнулась к белой, зависшей над перилами моста… Не утонет, так ударится о подводные камни и свернет шею…
Цепи звенели от быстрого бега, тяжелые ботинки мешали набрать нужную скорость. Но он успеет. Он всегда успевал спасти её.
Конец
Ворон всегда был очень чутким к любым звукам. Каждую секунду он ждал от жизни очередного подвоха, новой порции боли, внезапного росчерка предательства. Мужчина открыл глаза и увидел её. Обнаженная девушка стояла рядом с дверью, к её ногам вела тусклая полоска света фонаря, каким-то чудом проникнувшая в дом через едва заметную щель в занавесках.
— Что ты здесь делаешь? — Ворон сел на кровати. После этого сумасшедшего дня он заснул прямо на покрывале, не раздеваясь. Черная рубашка помялась, волосы растрепались, воротник загнулся внутрь и неприятно резал шею.
— Хочу забыть этот день, — ответила она, делая несмелый шаг вперед. Полоска света скользнула по телу и золотистым кудрям. Свет разделил её на две неровные половинки. Только сейчас Ворон заметил, что одна рука девушки спрятана за спиной. Что она принесла? Точно не пистолет. В этом мужчина не сомневался, но мог признаться кому угодно, что в любой другой ситуации первая мысль была бы такой. В течение секунды последовал бы выстрел и прекрасное тело лежало бездыханным.