Опьяненные страстью
Шрифт:
Мадлен зарделась:
– Я не хотела вас обидеть, тетя Анриетта… Просто я ждала… другого.
– Значит, ты слишком многого ждала, дорогая. – Анриетта поправила свою пеструю шаль. – Считай спартанскую обстановку искуплением грехов. Это поможет нам со временем порадоваться даже незначительным переменам в доме.
Мадлен сомневалась, что состояние сырых комнат улучшит новый слой штукатурки, но оставила свое мнение при себе. Дом Оделии, несмотря на столь же скромные размеры, выглядел гораздо уютнее. Она улыбнулась, вспомнив часы, проведенные в гостях у новой подруги.
Зоркие глаза Анриетты приметили эту ладонь. Взяв племянницу за руку, она пристально осмотрела ее.
– Боже мой, да у тебя волдыри!
– И мозоли! – с отвращением подхватила Жюстина, подвергнув осмотру вторую руку Мадлен. – Какой позор для рода Фокан! Каким пыткам тебя подвергали в этом кошмарном монастыре?
Мадлен грустно потупилась, глядя на собственные руки, которые ныли даже теперь, спустя почти неделю после переноски фляг с вином из лодки на берег. Она сразу поняла: стоит рассказать теткам правду о ее сделке с контрабандистами, они в ужасе отшатнутся от нее.
– В монастыре нам говорили, что каждый должен трудиться, – уклонилась она от прямого ответа.
– Девушке в твоем положении приличествует лишь вышивание или плетение кружев, – указала Анриетта.
– В монастыре мне приходилось работать на кухне, – сообщила Мадлен.
– На кухне?! – отшатнулась Жюстина и недоверчиво покачала головой.
Мадлен гордо улыбнулась:
– Вот именно. Теперь я неплохо готовлю – меня учила кухарка самой графини д’Экслижи! Я могу состряпать такой вкусный ужин, какого вы не ели с тех пор, как покинули Париж!
– Даже и думать не смей! – отрезала Анриетта.
– А может быть, все-таки… – вопросительно начала Жюстина, которая по-прежнему тешила себя надеждой выманить лосося у сына торговца рыбой.
– Ни в коем случае! – Анриетта метнула в сестру испепеляющий взгляд. – Мадлен принадлежит к роду Фокан. Нашей ноги никогда в жизни не бывало в кухне. Это занятие для прислуги. – Анриетта медленно и величественно поднялась. – Где же твой багаж, детка? Ты оставила его в передней? Тебе пора принять ванну, переодеться и лечь спать.
Мадлен снова виновато опустила голову:
– Я приехала налегке.
Анриетта испустила мученический вздох:
– Понятно… Я немедленно отправлю аббатисе письмо и потребую, чтобы она прислала твои вещи.
– У меня нет вещей.
– То есть как это нет? Но это невозможно! Мы каждый год отсылали тебе одежду.
– С ней пришлось расстаться.
– Надеюсь, только с поношенными вещами? Какой великодушный поступок! Но платья, которые мы отослали прошлой весной, тебе понадобятся. Твоей матери пришлось поломать голову, чтобы подобрать верный покрой и ткани, способные подчеркнуть твою юность и цвет лица.
Мадлен улыбнулась:
– Они были прекрасны, но совершенно непрактичны. Я продала их.
– Продала?.. – Анриетта от неожиданности осеклась. – Ты продала свою
– Все шелка, бархат и кружева? – уточнила Жюстина.
Мадлен кивнула:
– А деньги раздала беднякам.
– Беднякам? – эхом повторили сестры таким тоном, словно этого слова не значилось в их лексиконе.
– А платье, которое мать прислала тебе к первому причастию? – с надеждой спросила Анриетта.
Мадлен засияла от гордости:
– За него назначили самую высокую цену – его было очень просто переделать в свадебный наряд.
– К твоей свадьбе? – предположила Жюстина.
– Я не собираюсь замуж, – беспечно ответила Мадлен.
Анриетта улыбнулась:
– Слышишь, Жюстина? Мадлен прекрасно понимает, что ее ждет! Мы должны как можно скорее представить ее обществу.
Она вновь взяла Мадлен за руку и сдвинула запачканный белый рукав облачения до локтя.
– Так я и думала! Ты чересчур худа. Джентльменам приятнее видеть рядом то, за что можно подержаться. Но не расстраивайся, на наших супах-пюре и яичных суфле ты быстро поправишься. Самое большее две недели – и ты затмишь всех этих худосочных английских дурнушек. – Анриетта прищелкнула пальцами. – Сними-ка покрывало, я хочу посмотреть на тебя.
Мадлен нехотя послушалась, отколов покрывало и сняв апостольник. Возглас разочарования вырвался у тетушек одновременно, на их лицах застыли ошеломленные гримасы.
– О Господи! Ее остригли, как овцу! – Жюстина в ужасе закрыла глаза руками.
Анриетта побледнела, но держалась тверже:
– Чем же им помешали твои чудесные волосы? Подойди поближе, детка. Дай мне рассмотреть.
Мадлен смущенно пригладила ладонью короткие завитки.
– Прошлой зимой в монастыре завелись вши. Монахини всех остригли, чтобы избавиться от них.
– Такого потрясения вши не вынесли, – пробормотала Жюстина.
Поджав губы, Анриетта внимательно рассматривала короткие волосы племянницы – словно фермер, определяющий качество овечьей шерсти. Подавив досаду, она пожалела о том, что у нее не найдется ярда накладных локонов, чтобы спасти поруганную красу Мадлен.
– Они грязные, – резко заметила Анриетта, проводя пальцами по густым темным кудрям Мадлен. – Но эта беда поправима. Хватит истерик, Жюстина. Взгляни на нее.
Анриетта потрепала племянницу по щеке и подняла за подбородок ее лицо, повернув к свету так, что он озарил изящные изгибы скул и тонкий овал лица.
– Смотри-ка! Кости под кожей идеальны. Вот где кроется подлинная красота. Плоть исчезает, а кости остаются. Женщины рода Фокан славились костями и зубами. – Она гордо выставила напоказ великолепные зубы. – Но лучшее украшение ее лица – глаза, темные, как озаренный луной океан. Великолепно!
– Ты права: глаза – ее капитал! – воскликнула Жюстина. – Мы лишь немного подкрасим ресницы, чтобы их красоту заметил даже неискушенный взгляд. Короткие стрижки в моде на континенте, хотя мало кто из англичанок решается носить их – уж слишком грубоваты их лица. Мы уложим на этом нежном лбу несколько игривых локонов, и готово! Вот она, первая красавица Лондона!