Опыт путешествий
Шрифт:
Снаружи Белла-центра поражают две вещи: во-первых, датчане не торгуют выпечкой, а во-вторых, нет никаких указателей. Ну не любят они указывать, что вам делать.
Я провожу три дня как в тумане, совершенно потерянный, бесцельно бродя меж тысяч людей, одетых в национальные костюмы, сидящих импровизированными группками вокруг компьютеров общего пользования. Бесконечные разговоры и выстукивание древних ритмов на клавиатурах. Чувствуется отсутствие хиппи, хотя я обнаружил трех азиатов, одетых деревьями. Никаких косичек, да и бород почти нет, никаких самовязаных свитеров и самотканых рубах.
Это не те люди, которых можно встретить на уличных демонстрациях. На них нет перуанских шапок, и волосы на голове не выбриты в пьяном угаре. Это не те ребята, что устраивают представления снаружи.
Это третье поколение эковоинов.
Зал полон тысячами излишне квалифицированных людей, тихо беседующими на четырех языках. Эти люди возглавляют неправительственные организации, большие благотворительные фонды и ведомства ООН. Аппаратчики-альтернативщики со всего света, большинству из которых нет и сорока пяти. Экология стала слишком большим и важным делом, чтобы оставлять его вшивым романтикам. Пускай себе пишут блоги или прокладывают велосипедные маршруты. А здесь речь идет о путях развития мировой экономики в следующем столетии.
Поэтому тут присутствует большой бизнес: представители автопромышленности, авиалиний, нефтяных компаний. Энергетики — они-то знают, откуда ветер дует. И все без исключения хотят оказаться внутри. Они уже осознали, что защита окружающей среды подобралась к верхушке власти и вершинам цинизма. На борьбе с глобальным потеплением делаются состояния — на технологиях, инновациях, торговле выбросами углерода, грантах и чувстве вины. Чувство вины приносит большие деньги. А все потенциальные покупатели тоже тут: молодые, умные, смышленые чиновники со всего света. В Южном, развивающемся полушарии единственные люди, помимо туристов, пользующиеся самолетами, — это местные чиновники, направляющиеся на экологические и медицинские конференции. Вот у кого деньги, а не у отсталых скептиков. Скептики ничего не добьются и ничего не смогут купить. Они просто надеются сохранить все как есть и выйти в финал.
Ничего этого не случилось бы, не будь на свете такой вещи, как ноутбук. Тут он есть у каждого. И участники постоянно подсвечиваются снизу, как герои готического фильма. Они потому и называются «зелеными», что так выглядят. Никто из них никогда не станет жаловаться на карбоновые выбросы в сети, произведенные поисковыми механизмами, или ругать ресурсы, затраченные на производство ноутбуков и зарплаты рабочим, их собирающим. Их ноутбуки — это пылающие золотые мечи, их огненные колесницы. Движение в защиту окружающей среды стало возможным благодаря Интернету, блогам, электронной почте и компьютерному моделированию. Лет пятнадцать назад эта конференция не могла бы состояться. Это, конечно, не значит, что бумага устарела: ее неправдоподобно много. Каждый стенд, каждая делегация, каждая неправительственная организация распечатывает акры буклетов, памфлетов и прочих документов, составленных на малопонятном и невразумительном техническом жаргоне. Само собрание, разумеется, обходится без целлофановых пакетов, всем раздают хлопчатобумажные цветные сумки с логотипами, которые обходятся гораздо дороже и людям, и природе.
Залы названы именами знаменитых датчан, и самый большой — Исак Динесен. Это псевдоним писательницы Карен Бликсен [197] , которая, если помните, имела плантацию в Африке. В двух главных залах официальные бюрократические процедуры ползут с теплотой, остроумием и живостью тающего ледника. В наличии очередность, пресный язык официоза, тяжеловесность иерархии международной организации, выстроенной в виде пирамиды, и никаких возбужденных выкриков студентов-демонстрантов. Делегаты удобно устроились в своих национально адаптированных креслах и после долгого перелета умирают от скуки и непонимания. На мгновение все встало с ног на голову, и последние стали первыми. Прогрессивные и промышленно развитые постколониальные страны — в самом низу таблицы: они — парии, и им придется постараться догнать другие страны. На верхних строчках — крохотные кусочки земли, куда никто не приезжает. Так выслушаем же Соломоновы
197
Карен Бликсен со своим мужем управляла кофейной плантацией в Кении (1914–1923). Одно из ее самых известных автобиографических произведений «Из Африки» экранизировано Сидни Поллаком (1985); фильм получил семь «Оскаров».
Ничто не бесит так, как постоянное обращение к коренному населению. В любом выступлении хоть раз, да скажут о «туземцах». Я борюсь с желанием поднять руку и выкрикнуть: «Простите, сэр, а что, разве в зале есть НЕкоренные жители? Покажите мне, кто тут НЕземляне? Кто тут монстр Калибан [198] , не привязанный хотя бы к пяди земли на нашей планете?» Снисходительное отношение к туземцам омерзительно. Абориген — нечто доисторическое, отсталое, вроде зверюшки. Об аборигенах говорят как об исчезающих гоминидах, возводя их до мученического образа панды и белого медведя. На антропологических картинках в викторианском стиле они изображены в цветастых одеяниях из меха и перьев, с раскрашенными лицами, само изящество. Поскольку мы на севере, то в большом количестве присутствуют эскимосы на каяках, охотящиеся при помощи копий — чего давно никто не делает. Эскимосы теперь охотятся с ружьями, на моторных лодках, в парках North Face. В Гренландии так мало белых медведей не потому, что льды тают, а потому что безработные иннуиты палят по ним от нечего делать.
198
Один из главных персонажей пьесы Шекспира «Буря», грубый, злой и невежественный дикарь.
Больше всего беспокоит и удручает, что у этих «зеленых» совершенно нет вкуса. Им неважно, что они едят, что носят и что вешают на стены. У них нет своей концептуальной культуры — только чужая культура, которую они принимают на ура, хватаясь за примитив, рукопечатные знаки и резьбу по камню. Все делегаты одеты в туфли-лего и балахонистые грубые тряпки, на которых иногда может красоваться старый университетский галстук — символ либеральных взглядов владельца — или шарфик в этническом стиле. Даже коммунизм и фашизм смогли перевести свои взгляды в плоскость эстетики, а вот движение «зеленых» оказалось испорченным, заношенным и лишенным воображения. У него не остается времени на культуру. Они, видимо, считают, что не заслужили ее. «Зеленые» слишком увлечены своими блогами и моделями, чтобы создать мало-мальски приличную музыку протеста. Искусства нет, есть только какие-то печально-каламбурные слоганы и скучнейшая, напыщенная и переполненная солипсизмами писанина.
Однако, несмотря ни на что, движение «зеленых» триумфально шествует по миру, поскольку у него есть самое важное и ценное из качеств: ему есть о чем рассказать. Оно рассказывает сагу о спасении мира. В ней присутствуют все элементы великого мифа: тяжелейшие испытания, драконы и великаны, которых необходимо победить, волшебные семена, которые нужно отыскать, источники и фонтаны молодости и здоровья, узы братства и безжалостный враг. Принцессы, которых нужно освободить. Королевства, которые надо завоевать.
Если рассматривать споры об изменении климата на планете как черновик нового мифа, который будет создаваться тысячелетиями, становится понятно, почему он так неотразим. А кто бы отказался от собственного мифотворчества?
Мальдиы
Странно думать, что в Копенгагене можно увидеть пальмы, но их там полным-полно — и пальм, и тропической растительности. Пальм, тропической растительности и пастухов Самбуру. Вообще-то, пастухи Самбуру не слишком радовались жизни, дрожа вечером на северном ветру вместе с продавцами фруктов из Кералана. Прошлогодняя конференция по изменению климата была посвящена всем проблемным регионам планеты — людей, носящих одеяла и перья, свели в некоем антиутопическом тематическом парке вместе с их чиханием, кардиганами и жалобами. Было странно бродить по натопленным залам и внезапно натыкаться то на корейца, одетого китом, то на жителя Соломоновых островов, расфуфыренного, как агент по торговле недвижимостью из Флориды.