Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.
Шрифт:
Все в институте знали, что Вера писала эмоциональные письма в высокие инстанции. Однажды после очередного её обращения последовал вызов к заместителю министра. И хотя было заметно, что в душе зам «рвёт и мечет», он повёл сдержанный и настоятельный разговор, убеждая молодую женщину сосредоточить хлещущую через край энергию на инженерной работе, намекнув даже на то, какие средства государство затратило на её высшее образование.
Вера выслушала заместителя министра, не отрывая от его лица своих расширенных глаз, а когда он смолк, сказала:
— Александр Александрович, вы могли бы уговорить пьяницу, чтоб он больше не прикасался к водке?.. Если вы способны это сделать,
Не трудно вообразить, какое раздражение вызвали её слова в душе заместителя министра, человека тоже эмоционального, самолюбивого, не всегда сдержанного и необычайно подвижного. Все же он схватил письмо и черкнул наискось:
«Проверить знания, технику пилотирования, результаты доложить».
Со слезами восторга в глазах она вылетела из кабинета.
Так уж получилось, как на грех, что начлет велел слетать с ней в качестве инструктора лётчику-испытателю Тамарину.
Когда на двухместном учебном МиГе они полетели в пилотажную зону, Жос прежде всего решил каскадом фигур проверить её выносливость.
Проделав управляемые бочки, петли, иммельманы, виражи с отвесным креном, перевороты, срывы в штопор, и не слыша её реакции, Тамарин решил, что её укачало до обморочного состояния, и окликнул:
— Ну, как вы?
— Превосходно!
Это его немало удивило, но он промолчал и тогда услышал от ученицы:
— Можно теперь я попробую сделать то, что умею…
— Берите управление, — согласился Тамарин. Надо сказать, что делала фигуры она с первого раза на новой для себя машине довольно ловко, но всё же как-то нервно, резковато, и Тамарину в конце концов надоело терпеть все её надрывные кувыркания. Он сделал ей замечание, а когда время вышло, сказал:
— Ладно, пошли на посадку.
В последующие дни они выполнили ещё несколько полётов. И дело будто бы шло на лад. (Вера к тому времени уже достигла заметных успехов на тренировках в аэроклубе.)
Но вот однажды случилось нечто совершенно нелепое. Они набрали высоту, выполнили правый и левый штопор, а когда снизились до 3 тысяч метров в районе аэродрома, Тамарин уменьшил обороты двигателя и велел ученице, планируя, заходить на посадку, имитируя этим возможный случай остановки двигателя в воздухе.
Истребитель круто снижался, наклонив нос к земле, аэродром был слева, и Тамарин весело крикнул:
— Вера! Извольте показать, как вы справитесь с расчётом на посадку, если двигатель, не дай бог, у вас откажет?
Вера промолчала и, внимательно следя за скоростью и высотой, вела самолёт крутой спиралью по кругу. Нужно было держать скорость несколько более четырехсот километров в час, а стрелка будто бы так и стремилась уменьшить скорость, едва Вера отвлекалась на другие приборы.
— «Дедушка», — вызвала она землю, — я «Пчела — 15», разрешите посадку при имитации отказа двигателя. Подхожу к третьему развороту [7] . Приём.
7
Находясь над центром аэродрома в направлении посадочной полосы, самолёт выполняет расчёт на посадку «по коробочке», делая последовательно четыре разворота под углом 90° каждый. Их называют: «первый», «второй», «третий», «четвёртый».
— «Пчела-15», посадку разрешаю, —
Все чаще посматривая влево-вниз и так же проворно — зырк, зырк — на стрелку скорости, Вера кренила самолёт в развороте к аэродрому, и это требовало от неё особого старания. В самом деле, запоздай она с этим «третьим», по сути, определяющим весь расчёт разворотом, или начни его раньше времени, и самолёт либо промахнет через всю полосу, либо не дотянет до неё. Без подсказки вовремя выпустила шасси.
«Вот так… немного круче… пожалуй, так будет!..» — убеждала она себя вслух, не замечая, что выдаёт свои мысли. Жос, улыбаясь, внимательно наблюдал за её действиями, сидя во второй кабине за спиной ученицы. Он видел перед собой заголовник её кресла, за ним шевеление белого шлема-каски. Но он умудрялся видеть одновременно и летающие в небе самолёты, и плывущий под ними серо-зелёный ландшафт, и реку, уходящую в дымку горизонта, и на ней даже дымки пароходов, буксиров, волокущих баржи, и главное, он будто бы непрерывно держал в поле зрения дышащие стрелки приборов на приборной доске, ощущая у своих коленей двигающуюся с чуть заметными отклонениями рукоять управления, такую же, какой управляла в этот момент из своей кабины Вера. В какой-то момент Тамарину захотелось поэнергичней развернуть самолёт, но он сдержался, зная, что своим прикосновением к управлению испортит впечатление самостоятельности действий ученицы. И она тут же, будто подхватив его мысль, накренила самолёт сильнее, вводя его в четвёртый, последний перед посадкой разворот, стремясь круче развернуться с тем, чтобы точно выйти вдоль оси посадочной полосы.
Вот и этот разворот закончен, самолёт — на прямой. Точно по курсу впереди перспектива сбегающейся в одну точку у реки длинной бетонной дорожки. В первой трети она пересечена другой полосой, покороче… Чем ближе к самолёту начало полосы — тем как бы быстрей становится лет машины, стремительней снижение. Но оба они, и ученица в передней кабине, и инструктор в задней, ясно видят, что расчёт удался. Жос велел вывести двигатель на несколько большие обороты, когда она выпускала закрылки. Снижение замедлилось. Вере теперь оставалось, плавно подбирая ручку, полностью погасить скорость снижения к моменту, когда шины основных колёс под крылом окажутся в нескольких сантиметрах от поверхности бетонки. И это она должна проделать, глядя вперёд через стекло фонаря, соразмеряя движения рулями высоты с интенсивностью проседания самолёта к земле. Жос видел, что она и тут справляется с задачей. «Вот так, спокойней, мягче… Хорошо!» — ободрял он.
Чиркнув колёсами, самолёт помчался по шершавой поверхности бетонки с приподнятым носом. Скорость ещё была велика, стыки плит рябили в глазах, и Жос тихо сказал, чтобы не торопилась тормозить — длинная дорожка позволяла щадить резину колёс. И вдруг произошло что-то страшное, нелепое…
Вере на миг почудилось, что самолёт промахнул всю полосу!.. Она приняла поперечную бетонку за рулежную дорожку в конце аэродрома… Веру будто обдало кипятком — судорожно, не отдавая себе отчёта — зачем? — ткнула она ручку управления от себя.
Тамарин и глазом не успел моргнуть, как самолёт, резко клюнув носом, ударился передним колесом о бетон, стойка с хрустом сломалась. А нос самолёта резко отпрянул вверх, и машина снова оторвалась от земли. Схватив управление, Жос кое-как успел спарировать последний удар колёс о бетон, и, снова приземлившись, самолёт ещё несколько секунд мчался с приподнятым носом вперёд: могло показаться, что ничего особенного не случилось. Но вот скорость погасла, рули потеряли власть, и самолёт опустил нос… С душераздирающим скрежетом дюралевая обшивка стала стесываться о наждак бетона. Жос весь напрягся, зная, что в любую секунду дюраль от трения может загореться. В этот момент до ушей его и донёсся всхлип: