Опыты литературной инженерии. Книга 1
Шрифт:
Осторожно перемещаюсь с гребешка на узкую полку. По-прежнему крюк забить негде. Нет, кажется, нашел подходящую трещину. Вставляю в нее скальный крюк, потюкиваю по нему легонько молотком, так как для хорошей кузнечной работы неудобно стоять на полке на одних только рантах ботинок. Крюк на удивление охотно лезет в щель. Я бы сказал, чересчур охотно, с противным дребезжанием. Тонкого поющего звука надежно заклинившегося в трещине крюка пока не слышно. Крюк совершенно подлым образом заполз в щель, оставив на проушине самое чуть-чуть для карабина. Вставил карабин в отверстие, посмотрел с укоризной на крюк: не удержит ведь, собака, если сорвусь. Прощелкнул страховочную веревку в карабин и двинулся по полке дальше. Сантиметр за сантиметром продвигаюсь вперед, оглядываясь на ненадежный крюк.
Пришел конец моей полочке. Ветер в лицо, а кроме него, ничего больше нет. Пытаюсь закинуть руку наверх, но стоять совсем плохо – скала отбрасывает. Над головой, как на грех, небольшой такой, гнусный козырек. Елозил я елозил рукой по камню и вроде бы нащупал спасительную трещинку. Но тут обнаруживаю, что третья рука у меня отсутствует, и нечем снять крюк с карабина на поясе. Все, что прошел, пришлось забыть. Зашуршал я приставными шажками назад по полочке. Добрался до такого места, где можно было освободить одну руку, и уже тут отцепил крюк с накопителя. Третья рука пока не появилась, поэтому взял крюк в зубы и по знакомой дорожке шириной с пол-ладони повторил эквилибр во всех подробностях. Из-за этой суеты я даже перестал бояться. Просто некогда стало.
Оказалось, добыть изо рта крюк немножко легче. Вставил его на ощупь в трещинку. Постучал сначала по обушку ладошкой, Потом кулаком. Когда стало больно, начал за вставленный вживую крюк держаться двумя пальцами. Потом постучал по крюку молотком. Потом вставил в отверстие крюка карабин и треснул молотком уже изо всей силы. Звук у этого крюка мне понравился сразу. Нужно было только стараться не ударить себя молотком по пальцам. Но Бог миловал.
Прощелкиваю свою страховку в этот карабин, кричу напарнику, чтобы выдал веревку, и одним движением седлаю Башмак, как скаковую лошадь. До носка-вершины, можно двигаться только на четвереньках. Во-первых, круто, во-вторых, узко, в-третьих, страшно. Через две минуты я на вершине! Жуткое дело, вершина меньше велосипедного сиденья. Если быть точным, то я не на самой вершине, а при вершине, обнимаю ее двумя руками, лежа почти на вертикальном гребне.
Не очень повозившись, вколачиваю в макушку Башмаку большой фрезерованный скальный крюк. В свое время я его приобрел с черного хода у кладовщика геологической партии. Крюк могучий, вороненный, на нем можно подвесить туркестанского верблюда – выдержит. Последний раз прощелкиваю страховочную веревку в карабин на крюке. Перекрикивая ветер, прошу напарника выдать полтора метра веревки. И для самоутверждения становлюсь обеими ногами на вершину.
Далеко внизу по дороге ползет грузовик. Остановился. Наверное, на фоне неба мой силуэт хорошо виден. Из кузова соскакивают люди, которые сверху кажутся меньше спичек. Рассматривают новое чудо. То есть меня на Башмаке. Но ветерок хочет меня сдуть, поэтому я срочно становлюсь на четвереньки. Так надежнее.
Теперь нужно готовить удовольствие для остальных. Пришли мы в этот раз к Башмаку вчетвером. Трое взрослых мужиков и одна девушка, очарованная Башмаком. Все с одного предприятия. Закрепляю перила по-человечески: добиваю крючья, натягиваю веревку. Пристраиваюсь около вершины, пристегнувшись к страховке. Наладил вторую веревку. Да, еще один крюк забил по дороге. Неплохо он пошел, с самодовольным писком.
Покричал вниз, чтобы поднимались. Да чтобы не забыли груз. Грузом был дюралевый шест. Составной, из двух половинок по два метра. К шесту полагался запас оцинкованной проволоки, плоскогубцы и, главное, флаг. Флаг был белым, размером два на полтора метра. Ткань для флага была похищена на нашем заводе резиновых технических изделий. Материал назывался «доместик» и обладал, по словам ворюг, невиданной прочностью.
Первым поднялся ко мне Валентин Викторович Мокрушин, начальник центральной заводской лаборатории. Он же меня страховал на последних десятках метров подъема. Мы с ним давно ходим в горы. Даже одну гору, не очень, правда, выдающуюся, назвали в честь него: Мокруш-Баши. Очень хороший человек Валентин Викторович. Спокойный, остроумный и знающий. С трудом выполз он из-под навеса, с трудом преодолел гребень. Он старше нас всех, и ему, понятно, нелегко. Тем более, что тащит древко для флага. За ним девочка лезет, Ира, дочка хорошего знакомого. Два года в альпинизме. Юркая, как полевая мышка. Выпорхнула на гребень, я даже моргнуть не успел. Показывает на свой карман: тут они, плоскогубцы. Последним поднимается Анатолий Черменович Баскаев – главный технолог завода. Он еще флаг не видел. Узнает, что с его завода доместик украли – удивится! На счету у Анатоля Черменовича покоренных вершин нет. Башмак – первая. Причем непростая даже для опытного скалолаза. Тут надо помогать вовсю. Решение мы нашли в тактике. Прием называется «сосиски». Это тот случай, когда один лидирует на всем маршруте, а остальных, нанизанных на веревку, просто поднимает. Анатолий Черменович очень хотел покорить Башмак. Он его и покорил. А зачем смотреть на технические мелочи? Здорово ведь получилось! Баскаев – человек умнейший и хладнокровнейший. Ни разу не слышал, чтобы он на кого-либо повысил голос. А тут повис над пропастью, зацепившись животом за тот самый козырек, и говорит шепотом, почти лишенным интонации:
– Ноги почему-то дрожат …
Как ни боязно было всем наверху, не выдержали, расхохотались. Я начал воздвигать флаг, пока ветер нас не сдул с гребня. Растяжки из проволоки, которую передал мне Баскаев по цепочке, понятно, крепить некуда. Пришлось лечь на вершину и молотить крючья в тело скалы, разыскивая трещины внизу, под руками. Под животом у меня, помните, крюк торчит с карабином. Да еще пару камешков каких-то острых. Я их выковырял и выбросил. Тут уж Мокрушин голос подает:
– Прошу вас это немедленно прекратить! Я не могу, когда камни исчезают без звука!
Я сначала не понял, чего это он заволновался. Потом сообразил: камни, которые я выбросил, улетели в долину, как в пустоту. Настолько высоко мы сидели, что не смогли услышать звук от упавших камней!
С большим трудом установил шест с флагом – мешал ветер. И помочь некому. Все, кажется, рядом, а условия помочь не позволяют. Ира было ко мне потянулась, так я на нее цыкнул – у самого дрожь по спине пробирает. Кто скажет вам, что высоты не боится, не верьте. Пусть на Башмак сходит, проверит. Там за перегибом мой крюк остался. Я его специально не выколотил, чтобы развязать ключевое место.
Бег
Леонид Сергеевич Прусов организовал на турбазе в Архызе празднование своего шестидесятилетия. Архыз был выбран Прусовым не случайно. В этом районе Леонид Сергеевич ходил более двадцати лет, знал и обожал здесь каждый камень.
Архыз лежит в глубокой котловине, чуть ниже слияния рек Большой Зеленчук и Кизгыч. Тут особый микроклимат. Сейчас, когда на дворе конец февраля, в Архызе снега намело почти два метра, но тепло и солнечно. Впрочем, как всегда.
Архызскую котловину прикрывает с востока от суровых ветров массив горы Красной. Или Рыжей, как ее называют туристы. Летом восхождение на Красную не представляет особого труда – было бы здоровье и время. Но зимой Красная становится опасной и непредсказуемой. Ветер надувает на гребнях коварные снежные козырьки и карнизы. Сами гребни покрываются твердым настом, леденеют и возносятся вверх не летними веселыми травяными взлетами, а крутыми и весьма рискованными маршрутами. Совсем не для новичков. Эта особенность Рыжей привлекает зимой альпинистов для тренировок перед серьезными снежно-ледовыми восхождениями. Удобно и комфортно: поселок рядом, до перевала «Рыжее седло» всего три-четыре часа ходу. За один день можно и подняться на вершину, и провести занятия на склоне.
Среди приглашенных Прусовым были знакомые из Домбая и Приэльбрусья. Приехали из Ростова-на-Дону супруги-экстрасенсы Качановы – Сергей и Лариса. Из Тулы прибыла девушка-альпинистка, которая чем-то была обязана Леониду Сергеевичу в своей спортивной карьере. На своей раритетной «победе» примчался легендарный Геннадий Михайлович Сеначев – один из столпов отечественного альпинизма. В одном автобусе со мной приехал в Архыз Лев Богумилович Долечек – знаменитый краевед и замечательный человек. Совсем забыл, в числе делегатов от Домбая был бард Халид Акаев с неразлучной гитарой.