Оранжевый портрет с крапинками (сборник)
Шрифт:
— Убери эту заразу… — Юля раскрыла сумку. По давней походной привычке она всегда носила с собой моток стерильного бинта. — Ну-ка, дай… Не дергайся…
Через минуту на месте пальца красовалась ярко-белая култышка. Фаддейка с удовольствием пошевелил ею и сказал:
— Годится… — И пошел впереди Юли, ступая на пятку. Снятыми морковными гольфами стегал по верхушкам сорняков.
— Прививку бы сделать, — нерешительно сказала Юля. — Щепка грязнущая.
Фаддейка пренебрежительно шевельнул спиной.
— В меня знаешь
— Собаки, они знают, кого любить, а кого нет, — сумрачно объяснила Юля. — Иди осторожней, а то опять напорешься.
— Собаки не такие уж умные. Если хочешь знать, лошади в сто раз умнее. Вот смотри…
У кривых ворот стояла гнедая брюхатая кобылка — она привезла телегу с сеном. Фаддейка бросил в траву обувь, нашарил в кармане серый от пыли кусок сахара, подошел к лошади и протянул ей угощенье. Та нагнула голову, взяла губами сахар с ладони, захрумкала. Фаддейка бесстрашно обнял ее за шею, прижался веснушчатой щекой к лошадиной морде. Кобылка ласково косила глазом. Фаддейка сказал Юле:
— Видишь? Меня здесь каждая лошадь знает. — И погладил на кобылкиной морде белое пятнышко…
Когда пришли домой, Фаддейка без приглашения просочился в пристройку, сел на чурбак и глянул на Юлю внимательно.
— А ты чего надутая? Из-за пальца моего? Или потому, что опять письма нет?
— Потому что письма, — призналась Юля. — Каждый день хожу на почту, как дура. Даже стыдно. — Она с ногами села на постель и обняла колени.
— Будет письмо, вот увидишь…
— Откуда ты знаешь? — грустно усмехнулась Юля. — Ничего уже не будет.
— А ты откуда знаешь, что не будет?
Юля шмыгнула носом и сказала Фаддейке просто и честно то, что думала:
— Я далеко, а там красивых девушек много. А я некрасивая.
Фаддейка прошелся по ней деловитым взглядом, будто с кем-то сравнивал.
— Нет, ты это зря. Кто тебе сказал, что ты некрасивая?
— Эх ты, Фаддейка… — вздохнула Юля.
— Нет, в самом деле… — Он опять глянул деловито и оценивающе. — Конечно, ты не такая красавица, как в кино. Но у тебя глаза красивые. И рот…
— Я жердина…
— Не жердина, а просто большая. У таких крупных женщин бывают красивые дети.
— Чего-чего? — Юля спустила с постели ноги и заморгала. — Слушай, Фаддей, я тебя сейчас выдеру.
— Вот тебе и на!.. — Он блеснул золотистым глазом. — Я-то при чем? Это мама говорила. Не про тебя, а про нашу знакомую, про тетю Соню.
— Тете Соне и рассказывай такие вещи!
— А она и так знает… Она сама знаешь какая? Великанша кривоногая, а дочка у нее красавица. В музыкальной школе учится и на концертах выступает… Только ну ее…
— Почему?
— А она такая… — Фаддейка взял пальчиками края выпущенной майки,
Юля загнала внутрь усмешку.
— А каких любишь?
Фаддейка опять глянул на нее, будто с кем-то сравнивал, но тут же отвел глаза и сказал серьезно:
— Ну… таких, как мама. Она у меня по правде красавица… — Он снова пустил глазом насмешливую искорку и сморщил нос. — А я вот уродился такое чучело.
Юля засмеялась:
— Ты не чучело, ты хороший…
— Конечно, хороший, — согласился он без лишней скромности. — Хорошее чучело.
— Просто ты Фаддейка, — сказала Юля уже без смеха. — Такой как есть. Единственный и неповторимый.
— Да… — Он кивнул, сел рядом с Юлей, покачал ногой с забинтованным пальцем. Повернул к Юле лицо, и оба глаза были теперь темные и беспокойные. — А почему я Фаддейка?
Юля удивилась его неожиданной тревоге.
— А что здесь плохого? Ты же сам говорил, что это имя тебе нравится.
— Да я не про имя… Почему я — это я?
Юля непонимающе вздохнула.
— Ты про такое никогда не думала? — требовательно спросил Фаддейка. — Я про это первый раз на колокольне подумал. Не тогда, когда с тобой, а раньше…
— Объясни-ка получше… — Юля сморщила лоб.
— Про это трудно объяснить… Я многих спрашивал, а они не понимают.
— Я попробую понять.
— Ну вот, слушай. Я — это я. Внутри себя. На свете очень много людей, разных. Но они вокруг, а не во мне. А тот, который во мне… тот, который все видит и понимает… и все чувствует, почему он — Фаддейка, а не кто-то другой? Почему так случилось, что я — это именно я? Понимаешь!
— Кажется, да… — тихо сказала Юля. — Но так про себя, наверно, каждый думает. И я думала. Но уже давно… И немножко не так, по-своему…
— Но все-таки ты меня понимаешь? — спросил он с нажимом.
— Угу… — осторожно отозвалась Юля.
Фаддейка облегченно откинулся к дощатой стене и растянул в улыбке рот.
— Вот и хорошо. А то кроме тебя только один человек понимал. Художник…
— Какой еще художник? — сказала она ревниво.
— А приезжал сюда в прошлом месяце. Старинные места рисовал. Молодой и бородатый. Хороший такой, из Новосибирска, Володя… Я ему помогал этюдник таскать, вот мы и разговаривали.
— Про что же вы разговаривали? — спросила Юля, думая о бородатом Володе со странной досадой.
— Ну, про такое же… как с тобой. Он мне знаешь как объяснил про людей? Что это нервы вселенной.
— Что-что?
— Ну, вот так… Наша Земля и все планеты, и все-все звезды, и галактики — это все будто живое. Только оно само это сперва не знало. Потому что, чтобы знать, надо ведь видеть и слышать, а для этого глаза и уши нужны. И мозги, чтобы понимать. И нервы, чтобы чувствовать. Вот и появились у вселенной такие нервы. Люди.