Орда II
Шрифт:
Вот тогда-то мать Кулика и бросилась пред ним в пыль придорожную. Пала на колени да взмолилась воину, чтоб взял с собой её сына-кровиночку, тоже собравшегося в касаки отправиться, что, мол боязно одного отпускать по пути отца погибшего, да к делу ратному совсем неготового. Почему-то решила уверенно, что Кайсай не простой пацан и не то, что про него бабы судачили, а особенный какой-то и что надо непременно упросить его о её сыне побеспокоиться.
Скорей всего вид воина статного её впечатлил, хотя старше Кулика он был всего-то на год с небольшим. Но то, как был одет да ладно обвешан оружием, да как при этом держался ни надменно, ни хвастаясь, а как-то просто да уверенно, будто
Кайсай остановился. Послушал её мольбу да тихо ответствовал:
– Ждать не буду, коль сборы затяните. До развилки, что за лесом пойду шагом медленным. Догонит, пусть пристраивается. Не догонит, знать не судьба ему.
После чего так же шагом обошёл на коленях бабу стоящую, да пошёл своей дорогой под восхищёнными взглядами поселян обескураженных.
Кулик догнал его до леса условленного. Но видно было что собирался впопыхах ни так как следует. И упряжь на коня одел как попало, сикось-накось толком не выправив, и сам оделся видать в то, что успел схватить впопыхах попавшее под руку. И с оружием у него было явно что-то неладное. Пики не было. Лука не было. Да ничего не было. Зато за простым поясом матерчатым, за спиной торчал обычный топор плотницкий. Зачем он его прихватил? Кайсай не стал спрашивать. Ему-то какое дело до этого.
Да и с провизией Кулик явно погорячился, собираясь в путь. Лишь небольшой заплечный мешок. Вот и вся провизия. Коня заводного тоже не было. В общем, видно – не воин Кулик, а так себе, мясо убойное. Только надо отдать должное, что, догнав да вежливо поздоровавшись приставать с разговорами да расспросами не кинулся, а пристроился следом, да поехал молчком, не делаясь обузою.
За лесом была развилка, перекрёсток эдакий. Две дороги шли по краю леса вправо-влево и одна чуть наискось в степь широкую. Вот на той развилке их и поджидал сюрприз в виде двух оболтусов, что Шушпаном да Моршей обзывались с рождения. Там изгнанники развели костёр у одной из дорог да основательно устроившись, похоже, дальше и не собирались никуда трогаться. Кони их спутанные невдалеке паслись рассёдланными, а сами же они неспеша трапезничали.
Увидев воина из леса выезжающего, поначалу притихли, прижались присматриваясь, а как признали Кулика рядом, разом вскочили да направились навстречу гостям неожиданным.
– Опаньки, кого я вижу, – пробасил Шушпан, утирая рукавом жирную бороду, – ты глянь, Морша, ржавый-то как приоделся, будто девка навыдане.
С этими словами подошёл верзила вплотную к коню Кайсая да схватил его за загубники.
– Слазь, недоносок, приехали, – рявкнул грозно Шушпан, не сомневаясь ни капли в превосходстве собственном, стараясь наглостью да нахрапом показушным повергнуть молодого в состояние страха с замешательством.
Но тут же получив ударом ноги в челюсть массивную, отлетел да с грохотом брякнулся со всего маха на оземь пыльную. Вскочил, разрывая на себе рубаху тканую, да приняв позу бойцовскую заголосил воплями:
– А ну, давай кто кого, морда рыжая. Чё, ссышь пацан? Скурвился?
Кайсай нежданно-негаданно, по крайней мере для Кулика ошарашенного, что с перепуга уж собрался тикать, куда глаза глядят в любую сторону, спокойно стёк с коня, хлопнув по крупу, пуская побегать в вольницу, отстегнул застёжку пояса богатого, сбросив его на траву зелёную да плавно, бесшумной поступью пошёл на Шушпана извергающего искры с ругательством.
И тут началась драка, хотя то, что дальше делалось, скорее называлось издевательство. Шушпан махал ручищами да толстыми ножищами, сотрясая воздух да ветер нагоняя, но так ни разу и не попал по обидчику. Кайсай, юркий да проворный то и дело ускользал от его замахов с размахами, всякий раз оказываясь позади него да пиная толстого борова под зад раскормленный, обрывая с толстяка остатки рубахи разорванной.
Всё происходило настолько быстро в единой круговерти ни-понять-чего, что вскоре в безветренном воздухе стояла пылевая туча непроглядная, откуда раздавались вопли отчаянные, ругань Шушпана обиженного да глухие поджопники, коими его рыжий награждал из раза в раз.
В один момент Шушпану померещилось, что он поймал в захват противника и даже успел возрадоваться, но в руках опять пустота оказалась, а по заднице прилетел очередной пинок унизительный. Кайсай просто развлекался от всей души. Так радостно он давно себя не чувствовал.
Поначалу восприняв драчуна за серьёзного противника, он вёл себя осторожно да взвешено, но быстро поняв, что неприятель мешок с дерьмом, не более, к тому же глупый как пень да неумелый в бою кулачном, рассчитывающий лишь на силу свою огромную, стал откровенно изгаляться, теша своё самолюбие. Даже в порыве азарта начал поддаваться издевательски, чтоб у противника хоть какой-нибудь интерес появился к происходящему. Он давал себя «почти» захватить, но тут же ускользая да увёртываясь из медвежьих лап неповоротливых, наносил до слёз обидные пинки да подзатыльники.
Вдруг откуда ни возьмись в пыльной толчее представления, нарисовался щупленький старикашка с редкими волосиками да рубахе штопанной. Маленький такой, плюгавенький, с жидкой бородёнкой с ладонь щуплую да в штанах широких матерчатых и при всём замызганном одеянии ещё и босиком в пыли бегая.
Этот дедок проявлял азарт нешуточный заядлого болельщика поединщика. Махал руками с глазами выпученными, да визжал Кайсая подбадривая: «В глаз ему дай. В харю его свинячью!». Кайсай в принципе калечить не хотел обидчика. Так лишь, проучить да на место поставить выскочку, вернее, оставить в пыли валяться измотав того до изнеможения. Но разошедшийся дедок своим азартом заразительным, пагубно повлиял на его настрой благодушия, передавая толику, притом изрядную, дедова запала буйного.
И Кайсай войдя в кураж да поддавшись на его «кричалки» возбуждающие, с эмоциональными призывами победоносными, врезал Шушпану в глаз как требовал болельщик непонятно откуда взявшийся, да так, что здоровяк, перестав пылить да руками размахивать, срубленным деревом рухнул мордой в пыль дорожную и затих, совсем мёртвым прикидываясь.
Кайсай тоже крутиться перестал и видя, что противник не шевелится, нагнулся чтоб перевернуть его на спину да оценить результат своего удара мощного, но тут резкая боль спину обожгла и больше в этой драке ему ничего не запомнилось…
Первый раз он очнулся в забытьи да не понял где. Осознал только, что ему совсем хреново, да и кажись он при смерти, душа в теле еле теплица. Успел только стиснув зубы со скрежетом, заставить себя бороться за жизнь собственную чего бы ему это ни стоило, опосля чего опять впал в беспамятство.
Потом ещё несколько раз вываливался в этот мир болезненный да вновь обратно падал во мрак словно камнем на дно шёл в темноту кромешную. Наконец, в один прекрасный день он пришёл в себя полностью. Вроде как проснулся да при этом хорошо выспался, только шевелиться не мог по причине непонятной, неведомой. Не то что было больно иль ещё что там, просто тело абсолютно не слушалось. От слова «совсем» до слова «полностью». Одни глаза открылись и то кое-как да лишь прищуром, хотя в голове было светло вроде, чисто, словно отдохнул да выспался.