Орден Крона. Банда изгоев
Шрифт:
– Расскажите мне, – выпалила я, ещё не успев придумать, о чём хочу попросить рассказ. Просто очень хотелось снова услышать мужчину, – О спектакле. Что означает “Асмодей”?
Он не удивился, только коротко кивнул и заговорил:
– “Асмодей” – это совершенно безупречный голубой бриллиант, что был одной из первых находок в шахтах Галиофских утёсов сразу после их завоевания войсками Квертинда, – тросы за спиной Демиурга натянулись и со свистом грохнулись вниз. – Предположу, ты наслышана о том, что знатные семьи тогда поделили между собой самые крупные драгоценные камни, назвав их именами демонов.
Я кивнула.
– Веллапольцы особо ценили голубые бриллианты, так как считали их глазом демона, что всегда является за своей жертвой в маске животного, – продолжил Демиург. – Асмодея. Квертиндцы с помощью магии Нарцины придали камню уникальную огранку и вставили в оправу обручального кольца из белого золота. Украшение долгие годы принадлежало одному древнему роду королевства, что зародился ещё до правления Тибра. Тому самому, в который довелось попасть несчастной Мелли. Её обручили фамильным кольцом, и оно оставалось на её пальчике до самой смерти.
– Это артефакт? – логично предположила я, увлеченная рассказом.
Судьба Мелли меня не интересовала, а вот магическая сила знаменитого кольца – очень даже.
– Нет, – покачал головой Демиург. – Но по чужестранной легенде владельца этого камня ждут вечные муки страсти и ревности, будто сам сластолюбивый и жадный демон нашёптывает импульсивные желания. Возможно, “Асмодей” подтолкнул Мелли к предательству и самоубийству. Ведь именно кольцо напоминало женщине о том, что она могла бы остаться преданной женой и любящей матерью. Напоминало о том, чего она лишилась ради угасшей любви.
Звуки неожиданно стихли, голоса приглушились до шёпота, и только лёгкий звон доносился снизу. Даже свет резко поник, часть свечей угасла, и я догадалась о магии Омена. Я снова попыталась выглянуть, чтобы узнать, что происходит на сцене. Погибла Мелли или ещё нет? Кто был её возлюблённый? И являлся ли демон в образе животного несчастной женщине, пусть только на сцене этого театра?
– Вы верите в то, что демоны существуют? – шёпотом спросила я, прильнув к тонкому резному дереву перегородки.
– Демоны существуют внутри нас, Юна, – его лицо оказалось рядом, совсем близко, Демиург тоже наблюдал за едва освещённым залом. Это делало нас заговорщиками, объединяло. – И имя самому главному – человечность. В этом величие и грязь всех героев мира, и ключ к управлению человечеством и людьми. Посмотри на них.
Зал полнился волнением, трепетом и возбуждённым блеском глаз. Дамы прикрывались веерами, стыдливо кидая взгляды на своих мужчин. Зрители разволновались от спектакля, в них появился заразительный трепет и напряженное ожидание. Далеко на балконе я заметила даже два силуэта, слившихся в поцелуе. Они прятались в тени занавеси, но отсюда, сверху, их интимное единение было прекрасно заметно.
Я вдруг осознала, что совершенно забыла о цели своего визита. Кажется, впервые за всё время я отвлеклась от мыслей о менторе. И сейчас как будто увидела его впервые в этом театре. Захотелось ухватиться за эту эмоцию, развить её, чтобы не чувствовать того раздирающего душу страдания, что привело меня в эту ложу.
Элигия раскрыла малиновые губы и потянулась к уху Джера, нашептывая ему что-то сквозь полуулыбку. Джер улыбнулся и поднёс к губам её пальцы. Я отвернулась.
– Довольные, впечатлённые, влюблённые, сытые эмоцией и одновременно жадные до них. Мягкие, как разогретая глина. Я люблю наблюдать отсюда за зрителями, видеть в их зрачках каждого из демонов, что сменяют друг друга у руля сознания. Асмодей живёт в каждом из нас, – он посмотрел на меня, довольный эффектом. – И только сильный человек способен победить его в себе. Как и самого великого демона, объединящего все пороки и добродетели.
– Вы говорите о человечности? – смекнула я.
Этот разговор был теперь необходим мне, потому что со звенящим трепетом из зала в меня проникал сам веллапольский демон Асмодей. О да, он взмыл к тёмным сводам вместе с музыкой прямо от лёгкого поцелуя, которым Элигия едва заметно наградила Джера, и пронзил меня мгновенной яростью. Зубы стиснулись сами собой.
– Именно о ней, – подтвердил Демиург. – Зная реакции человека, основываясь на его привязанностях, страхах, желаниях, морали можно управлять им и предугадывать его действия. За столение я ещё ни разу не ошибался в людях.
Я скосила глаза на Господина Демиурга. За столетие… Сколько же жизней принёс в жертву Толмунду этот кровавый маг, чтобы так хорошо сохраниться? Как часто он берёт в руки ритуальный нож? Мне уже приходилось сталкиваться со смертью, я сама была убийцей, но почему-то не могла представить этого красивого и утончённого мужчину за жертвоприношением.
– Я вас помню, – призналась я. – Вы приходили к нам в Фарелби, чтобы сообщить о смерти моей матери. После этого мой отец заболел.
– Он любил её, – Демиург повернулся, и я всё-таки попятилась от его вида. – А это самый сильный крючок, на который только может попасть человек. Самая сильная зависимость и безошибочный рычаг, который действует безотказно. Игра, что приводит к поражению. Болезнь, что приводит к смерти. Как сгубила она твоего отца, что не смог пережить потерю возлюбленной.
Жуткие глаза его смотрели немигая. Я нервно сглотнула.
– Он ненавидел любовь, как и вы, – вспомнила я отца. – Говорил, что она приводит к гибели. Но он считал человечность величайшей магией.
Это было самым важным наставлением. Будучи при смерти, Кем Горст без конца повторял, даже просил, чтобы я сохранила в себе человечность. От воспоминаний к горлу подкатил ком, и я снова упёрлась взглядом в Джера. Таинство момента и беседы ускользало, теряло своего волшебство, и я возвращалась в свой мир. Мир Юны Горст, в котором не осталось никого, кому бы она была дорога. И в котором, вопреки всему, она всё ещё дышала.
– Кем Горст на себе прочувствовал все острые грани сердечной страсти, – Демиург не заметил перемены и снова посмотрел в зал. Глаза его горели восторгом и превосходством, пока он окидывал взглядом зрителей. – Любовная история – спектакль, который всегда вызывает бурные овации и слёзы. Времена меняются, дни прерываются ночами, за летом неизменно приходит осень, наука вытесняет магию, мирное время нарушают войны, но и они проходят, уступая место новому покою. Сменяются эпохи, поколения, даже мораль и добродетели. Но одно остаётся неизменно – люди несут жертвы на алтарь любви. О, этот демон самый коварный из всех, потому что он может долгое время спать, и, однажды проснувшись, разрушить всё, что было тебе дорого.