Орден последней надежды. Тетралогия
Шрифт:
Как раз освобождению из подобных захватов меня учили особенно тщательно, добиваясь абсолютного автоматизма каждого поворота, тычка и удара. Вот сейчас мы и проверим, с тем ли прилежанием клещами вцепившиеся в меня воины учились удерживать плененную добычу. Поехали?
Эпилог
Франция, к юго-западу от деревни Рувре-Сен-Дени, 12 февраля 1429 года: Международный день селедки.
Хмурое зимнее солнце неутомимо ползло вверх, к зениту. Свинцовые тучи с прошлого вечера грозили пролиться ледяным дождем, сильный ветер неумолимо сносил их к востоку, но те все никак не кончались. Пахло людским и конским потом, навозом, плохо выделанной кожей и, как ни странно, дынями, хотя откуда здесь взяться нежному экзотическому фрукту? Яблоки – другое дело, ими, как и тяжелыми гроздьями винограда, были набиты десятки крепко сколоченных бочек и ящиков.
Уже в десять утра капитан английской армии сэр Джон Фастольф со всей определенностью понял, что угодил в элементарную ловушку. Доставивший скверную новость лазутчик незаметно поежился, глядя, как побагровело лицо командира. Разведчик сделал осторожный шажок назад, мечтая незаметно скрыться с глаз рыцаря, но задумавшийся на минуту капитан грязно выругался, свирепым взглядом приказав застыть и даже не дышать.
Кавалером ордена Подвязки сэр Фастольф стал на кровавом поле Азенкура, с тех пор военная карьера складывалась вполне успешно, а капитана заслуженно считали одним из лучших военачальников оккупационной армии. Ныне рыцарь вел обоз с продовольствием к осаждающим Орлеан войскам графа Толбота.
– В самом деле? – чуть ли не по буквам выплюнул он.
Под жестким взглядом серых навыкате глаз дозорный слегка побледнел: слава о суровом нраве капитана гремела по всей армии. Тот терпеть не мог неточных докладов, а отсутствие усердия в подчиненном почитал чуть ли не предательством.
– Да, мой капитан, я абсолютно уверен, – по-рачьи выпучив глаза, рявкнул дозорный. – Впереди, в паре миль от нас, затаились французы. Если мы будет следовать прежним курсом в Жанвиль, непременно попадем в засаду!
Сдвинув густые брови, капитан Фастольф отвернулся к медленно ползущему каравану. По пояс заляпанные грязью лучники и копейщики вытягивались в струнку под пристальным взглядом командира, возчики безуспешно пытались принять бравый вид, выпрямив спины и подкручивая усы. По разбитой узкой дороге триста тяжело груженных телег и фургонов растянулись почти на три мили: кроме оружия и большого количества стрел здесь была уйма продовольствия.
Бочки с мукой, печеньем, изюмом и селедкой громоздились в несколько рядов, угрожающе покачиваясь всякий раз, когда тележное колесо проваливалось в колдобину. А так как изрядно разбитая дорога состояла в основном из ям, то человек, пронаблюдавший более пяти минут за обозом, мог заработать приступ морской болезни.
Приближался Великий пост, когда ревностным католикам требовалась совершенно определенная пища. Убивать и воевать – вовсе не грех, грех при этом питаться не по канону. Не доставишь вовремя провиант осаждающим Орлеан войскам, те могут отступить, ведь на пустой желудок много не навоюешь. Если караван с продовольствием и оружием попадет в лапы французов, осаду придется снять. Новый обоз прибудет не раньше чем через два месяца, чем все это время будет питаться войско?
Сэру Джону было ясно одно: где-то на самом верху имеется предатель. Иначе как совершенно секретная миссия, о которой сам капитан узнал лишь за два дня до отъезда, стала известна врагу? Можно было повернуть назад, но рыцарь, который ранним утром прибыл с письмом от герцога Бургундского, принес заодно тревожную весть: сзади англичан догонял французский граф Клермон. Караван еще успевал укрыться в Жанвиле, но эта засада… Французы взяли их в стальные клещи!
Никто не укорил бы капитана, брось он телеги и фургоны, попытайся прорваться с боем, чтобы спасти людей. Война – лотерея, в любой момент из победителя ты можешь стать побежденным, а из свободного – пленником. Прищурив стальные глаза, рыцарь уставился вдаль: в полумиле от него гарцевал передовой разъезд французов.
– Сколько там скопилось этих мерзавцев? – свирепо рявкнул сэр Фастольф.
– Не меньше трех тысяч, – тут же ответил дозорный.
Он ошибался: граф Жан Дюнуа вывел из Орлеана четыре тысячи воинов, кроме французов с ним шли и шотландские наемники. Вдобавок граф, известный во Франции как «Орлеанский бастард», прихватил пушечную батарею. Словом, судьба обоза была предрешена. Да и кто всерьез воспринимает обозников, само слово уже имеет уничижительный оттенок. Настоящих воинов в жизни не пошлют охранять караван с селедкой, в конвой набрали безусых юнцов и седовласых ветеранов, а из них вояки – курам на смех.
Отцом молодого графа был покойный герцог Людовик Орлеанский, так что по праву рождения Жан Дюнуа принадлежал к высшей знати королевства. Дофин Карл приходился ему племянником, а Клод Баварская, она же Дева Жанна, – племянницей. Немудрено, что граф был ярым сторонником партии арманьяков и, мягко говоря, недолюбливал англичан.
Именно ему принадлежал план разгрома и захвата английского обоза. Кроме того, с тыла британцев догонял главный соперник в делах охоты и куртуазных забавах, лучший друг граф Клермон, ведя за собой еще три тысячи всадников. Объединившись, оба графа планировали силой снять осаду с Орлеана. Это для начала, разумеется, а что будет дальше – посмотрим. Человеку наблюдательному о многом сказал бы тот факт, что в обоих французских отрядах то и дело звучало слово «Париж».
Признак талантливого военачальника – умение мыслить нестандартно. Озадачь противника, сбей его с толку, и Ника, богиня победы, одобрительно улыбнется тебе, а Пресвятая Богородица одарит милостью.
– Мне нужно четыре часа, чтобы подготовиться к бою, – стиснув перед собой кулак, прорычал капитан Фастольф.
– И они у вас будут, – твердо заявил оставшийся безымянным рыжеволосый рыцарь, который прибыл от Бургундца, и хмуро улыбнулся: – Французов ждет маленький сюрприз.
– Прикажите подать мне перо и чернильницу, сэр, – распорядился он.
Под недоумевающими взглядами английских офицеров рыцарь набросал на листе бумаги несколько строк, свернул письмо в трубку и запечатал, ловко выбрав среди разных печатей нужную. Озадаченный капитан успел заметить, что таковых в кошеле рыцаря позвякивало не менее трех десятков. Вскочив на коня, отчаянный бургундец галопом понесся в сторону французов, выкрикнув на прощанье:
– И помните, капитан, у вас есть только четыре часа!
Лис вновь обманул всех, он подарил англичанам на час больше! Пять часов граф Дюнуа терпеливо ждал обещанного прибытия графа Клермона, пока не понял, что его ловко одурачили. Рыча от ярости, Орлеанский бастард в клочья изорвал поддельное письмо, в котором друг просил не начинать бой без него, но привезший бумагу дворянин уже бесследно испарился. Страшась опоздать, французы ринулись на казавшийся беззащитным обоз, но в недоумении остановились.