Орден
Шрифт:
Сыма Цзяна привел дядька Адам. Рана у наводчика гранатометной аркабаллисты оказалась пустяковой, так что китаец был по-прежнему шустр и деловит. Времени даром бывший советник Кхайду-хана не терял: используя все известные ему достижения китайской медицины, маленький желтолицый старичок врачевал других раненых. Подстреленный Бурангул оказался в числе первых его пациентов. Впрочем, татарского сотника тоже лишь слегка задело пулей из танкового пулемета. Чтобы прикрыть царапину, хватило повязки на плече, большего — не потребовалось.
Они стояли перед Бурцевым втроем: дядька Адам, Сыма Цзян и Бурангул.
— Сема, тебе известно, когда здесь наступит полнолуние?
Старик сморщил нос, прикинул что-то в уме, кивнул. Отвечал он твердо, уверенно:
— Моя знать. Полный лун встается очень скоро. В следующий ночь встается полный лун.
— Вацлав! — к ним во весь опор несся Збыслав. Доскакал, спрыгнул с седла, доложил:
— Пан Освальд нашел пленного немца. Спрашивает, куда его везти.
— Пусть везет в лес, где мы били железных драконов, — распорядился Бурцев.
Глава 45
… Подбитая, но недобитая «рысь» — та самая, последняя, что разнесла в щепу гранатомет-аркабаллисту и едва не размазала по мерзлой земле весь насчет противотанкового орудия, стояла на прежнем месте. Башня изуродована сквозным кумулятивным шрамом. Короткий ствол двадцатимиллиметровки беспомощно задран вверх. Под гусеницами лежит танкист с Бурангуловой стрелой в груди. Открытый люк смотрит в небо, подобно распахнутому рту мертвеца.
Бурцев встревожился, заглянул внутрь. Сначала — через прожженную броню. Потом, поднявшись выше, — в люк. Темно… Нутро машины едва различимо. Сильно воняет гарью, маслом и паленым мясом. Однако серьезных повреждений, на первый — дилетантский — взгляд, не видать. Кумулятивная струя ударила сверху вниз, прошла вскользь. Уничтожив экипаж и оплавив рацию, она все же не затронула ни боевую, ни ходовую часть машины. Приборы управления вроде тоже целы. Боеукладка — на месте…
Он повернулся к толпившимся вокруг людям. Сбежались-съехались сюда многие. Даже князь, окруженный верными гридями — посеченными и усталыми, — наблюдал со стороны. Заинтересованно так наблюдал. Как-то даже слишком заинтересованно. Что ж, спасибо хоть на том, что не мешал и не удерживал при себе силой. Не воспрепятствовал Ярославич и дружине Дмитрия и Бурангула, изъявившей желание уйти из новгородского войска вслед за Бурцевым. Сейчас дружина эта стояла в первых рядах — изрядно поредевшая и настороженная.
— Нужно убрать трупы, — проговорил Бурцев. — Кто поможет?
Про себя решил: кто не побоится лезть в нутро железного «дракона» и выступит первым, того есть смысл сажать с собой в танк. Вышел Сыма Цзян. Вышел, таща за шкирку Отто Майха, Освальд. Вышел Дмитрий. Вышел Бурангул. Вышли Збыслав и дядька Адам. Все шагнули вперед практически одновременно. Бурцев благодарно улыбнулся: еще и выбирать придется среди добровольцев-то.
Обожженные горячим дыханием противотанковой гранаты тела эсэсовцев кое-как вытащили через тесный люк. Сбросили на подстреленного Бурангулом танкиста. Впихнули внутрь Отто. Следом, сняв все боевое железо, влез Бурцев. Неловко развернулся. Стукнулся с непривычки головой о перископ. Сильно ударился — если б не толстый подшлемник, была бы шишара. Ругнулся тихонько. Тесновато, блин! Ладно, хорошо хоть прицелы и перископы целы… Крикнул:
— Следующий…
Сначала о края люка лязгнул железом щит Освальда. Большой треугольный рыцарский щит внутрь не пролазил.
— Ты что, все свое барахло надумал прихватить? — раздраженно рыкнул Бурцев из танковых глубин.
— Это не барахло, — обиделся добжинец. — Щит это. Какой рыцарь в наши времена идет в бой без щита?
— Нашел тоже «наши времена»! Ты еще лошадь с копьем сюда запихни. Бросай щит, говорю, а то самого снаружи оставлю.
Поляк щит бросил, с трудом протиснулся в люк. Худощавый, но долговязый и не снявший к тому же ни доспехов, ни шлема, ни перевязи с мечом, Освальд, казалось, сразу занял все оставшееся место. А в люк уже заглядывали Дмитрий, Сыма Цзян и Бурангул. Возле танка громко спорили, кому лезть первым, Збыслав и дядька Адам.
— Эй-эй, парни, уймитесь! — предупредил Бурцев. — Все! Мест нет. Двери закрываются.
Он потянулся захлопнуть люк. Не дали.
— Может, я все-таки помещусь, Василь? — пробасил Дмитрий.
— Куда тебе, бугаю этакому! Ты ж тут затопчешь всех, на хрен!
— А я? — над люком возникла физиономия Бурангула.
— Извини, иптэш… Никак. Ты тоже великоват. Да и лучше будет, если вы с Дмитрием поведете конную дружину.
— Тогда, может быть, моя?
Сыма Цзян — сухонький, маленький старичок. И, кстати, без доспехов.
— Ну, попробуй, Сема, если, конечно, не боишься на старости лет косточки растрясти…
Китаец не побоялся. Быстро и деликатно просочился внутрь, пристроился в позе йога сбоку — возле самой пробоины, никому не мешая. Маленькие узкие глазки с любопытством осматривали чрево бронированной машины. Ученый муж, однако…
Бурцев чувствовал себя сейчас шпротой-переростком в миниатюрной баночке. Ладно, в тесноте, как говорится, да не в обиде. Впрочем, унтер-штурмфюрера Отто Майха обижали. Бурцев сделал это первым и без зазрения совести. Грубо пихнул пленника:
— Значит, так, Отто. Твоя задача: завести этот тарантас.
— Но танк подбит! — запротестовал пленник. — Он может не…
— Не может! Пойми, чудак-человек, если машина не заведется, на кой ты мне тогда сдался? Вон сидят поляк и китаец. Отдам тебя им. Первый на дух не переносит немцев. Знаешь ведь уже, что случилось с оруженосцем фон Берберга Фрицем?
Эсэсовец побледнел — знает…
— А второй считался лучшим палачом татаро-монгольских туменов. Так что умирать ты, друг Отто, будешь долго и мучительно. И не придумывай, пожалуйста, будто дырка в башне вывела из строя ходовую часть.
Унтерштурмфюрер тронул рычаги. Машина завелась. В перископ было видно, как отпрянули от взрыкнувшего чудовища обступавшие его бойцы Александра Ярославича. Мертвый железный «змей» снова оживал на их глазах.
— Хорошо! — похвалил Бурцев. — Теперь малый вперед. Только очень малый и очень осторожный. Я тебе весь этот танк в одно место вгоню, а потом еще стрельну пару раз из пушки, если кого-нибудь задавишь. Понял?
Отто понял. Судя по задергавшейся щеке, даже воспринял угрозу буквально. Немецкая «рысь» поползла медленно-медленно. Снаружи люди разбегались врассыпную. Внутри гремело, лязгало и грохотало.