Ордынская броня Александра Невского
Шрифт:
Сам Великий князь Ярослав восседал на резном княжеском столе в окружении ближних бояр и дружины в заново отстроенном княжеском тереме. Он заметно постарел за эти годы. Голубые глаза его потускнели, голова полысела, греческий нос чуть-чуть заострился, усы повисли подковой ниже краев уст. Видно было, что нелегко далась ему великокняжеская власть, унаследованная от старшего брата в тяжелейшую для Северной Руси годину.
С князем говорил владыка. Он благодарил Ярослава Всеволодовича за то, что тот услышал глас Великого Новгорода и не оставляет новгородцев в беде, посылая к ним сына своего князя Андрея. Однако новгородцы, зная милость Великого князя Владимирского, хотели бы по старине видеть у себя князем Александра Ярославича. Тот водил новгородцев в сечи, строил грады, обороняя Новгород, прославил себя и землю свою победой на Неве. Судил же новгородцев по справедливости и по Божьим заповедям, никого не обижал зря. Теперь же волость Новгородскую разоряют не только немцы и чудь, но с юга напала
Ярослав Всеволодович внимательно слушал владыку, и после того, как он закончил, тихо заговорил с Борисом Творимиричем, стоявшим одесную его. Тот что-то неслышно отвечал. Тем временем, обращаясь ко князю, заговорил Гаврила Олексич:
— Яко же не правы нувогородцы, сотворив крамолу велию и размолвише с сыномъ твоимъ, с княземъ Александромъ, и в томъ бы, княже, ти, еси нелюбие Великому Новгороду отдалъ во славу Божию, а сына своего князя Александра опять далъ княжити.
Ярослав Всеволодович еще раз тихо заговорил с Борисом Творимиричем. Затем, немного помедлив, согласно кивнул головой и молвил, что быть по сему. После этих слов заулыбались не только новгородцы, но и весь княжий двор. Улыбнулся и владыка Спиридон, читая благодарственную молитву.
В конце лета трехтысячное войско князя Александра Ярославича подошло к Новгороду Великому, а затем расположилось на Городище и близ него. Кроме небольшого переславского полка, здесь собраны были отряды русичей из Дмитрова, Вышгорода, Звенигорода, Ламского Волока, Микулина, Твери, Ростова Великого, Углича, то есть из всех северо-западных городов Владимиро-Суздальской земли, что не были сожжены иди сильно разорены татарами, и население которых успело укрыться два года тому назад в лесах Северной Руси. Князь Александр хорошо был осведомлен о том, что в Новгороде зрела смута. Люди с Городища донесли князю обо всем. Призвав к себе своих новгородских сторонников числом до пятисот воев и поставив во главе их посадника Степана Твердиславича, воевод: Збыслава Якуновича, Гаврилу Олексича, Судимира со Славны и Косту Вячеславича, он вверил им до трехсот воев своего полка во главе с детскими — Гориславом и Яковом-полочанином. Получив благословение от владыки, князь велел им войти в Новгород, выявить и схватить всех переветников из Медвежьей Головы, Пскова и их сподвижников. Веление князя было исполнено в течение дня. Княжеские люди с Городища и его сторонники-новгородцы хорошо знали, кого надо ять и вязать.
Многие русские оденпцы и псковичи — люди Твердилы уже бежали из Новгорода, как только узнали о приближении низовских полков. Почти никакого сопротивления сторонникам князя Александра и его людям оказано не было. Произошло лишь несколько незначительных вооруженных стычек. Более двухсот человек явных переветников были приведены на Городище и предстали пред очами князя Александра. Затем последовал княжеский суд в присутствии владыки Спиридона. Владыка просил князя о милосердии, и более половины переветников были прощены с условием выплаты виры в княжескую казну. Тех же, что оказали сопротивление или упорствовали, князь осудил на виселицу. В один из августовских дней, когда новгородцы собирались в поход на Копорье, близ ворот окольного города Торговой стороны осужденные были преданы смерти. Несмотря на всю жестокость и беспощадность этих мер, все новгородцы молчали и приняли княжеский суд со смирением. Через день князь разрешил снять повешенных. Лишь сродники оплакивали, а затем хоронили казненных. Новгородские летописцы умолчали об этом событии. Но слух об этой казни дошел до Залесской Руси. И один из авторов Никоновской летописи спустя некоторое Время записал, что князь Александр, возвратясь в Новгород «многих крамольников перевешал».
Уже через два дня после казни был собран новгородский полк. Послали за подмогой в Ладогу, к кореле, к ижорянам. На третий день с утра русские полки выступили к реке Луге. До Луги шли два с половиной дня. Затем перешли реку, и двинулись ее ошиим берегом. Все окрестные сельца и погосты были сожжены или разорены чудью и немцами. Когда прошли по Луге еще верст около семидесяти, то стали подходить отряды ижоры. Затем войска вновь перешли реку и на ее десном берегу соединились с большим отрядом корелы. Редко встречались в этих местах небольшие водские селения, почти обезлюдевшие. Все вожане попрятались по лесам. Русичей вообще не было видно. Далее продвигались скрытно окольными и лесными дорогами. Лишь верстах в двадцати трех от Копорья подошел отряд конных и пеших ладожан. Решено было остановиться в лесу до темноты, а к городу двинуться ночью и брать его изгоном или копьем на рассвете.
В лесу отыскали пятерых молодых вожан, что строили Копорье, а потом сбежали от немцев. Те рассказали князю и его воеводам, как устроен замок, и обещали провести к нему потаенной дорогой. По словам води, в замке было около пятидесяти комонных и ста пеших немецких воев. Там же стояло до трехсот эстов лучников и копейщиков. Костров велено было не разжигать. Готовили длинные лестницы, бревна для перемета через ров, крючья с длинными канатами и другой осадный наряд. Темнело и становилось прохладно. В эту вечернюю мглу русские полки в полной тишине двинулись к Копорью по лесной дороге.
К замку подошли еще до рассвета. Пешие новгородцы, ижоряне и корелы числом до двух тысяч воев спустились в овраг с северной стороны от града. Здесь подъем к крепости был не столь крут. Еще около двух тысяч новгородцев, ладожан и княжеских воев из низовской земли скрытно подъехали и остановились в кустах саженях в двухстах от ворот. Первыми с осадными лестницами и крюками бросились к замку новгородцы, корела и ижора. Сторожа града явно проспала самый важный момент, ибо нападавших уже нельзя было накрыть стрелами. Сполох был поднят лишь тогда, когда новгородцы и их союзники, преодолели подъем и начали поднимать и устанавливать лестницы у основания стены. Но сотни русских стрел были пущены и обрушились на верхний боевой ход града. Десятки крюков с канатами впились в заборола. А по канатам полезли вверх отчаянные, ловкие и молодые новгородцы и ижоряне. Еще через несколько минут на заборола упали и намертво впились в них крюками десятки лестниц, по которым осаждавшие стремительно полезли вверх. Боевые ходы стены быстро заполнялись проснувшимися и схватившимися за оружие эстами. Те пытались оттолкнуть тяжелые лестницы. Но по ним поднимались уже десятки воинов, и это оказалось не под силу защитникам. Кто-то пытался бросать камни и сталкивать бревна вниз, но все это вершилось недружно и в полном замешательстве. Осаждавшие почти не понесли у подошвы стены никакого урона. Немцы зазвонили в сполошный колокол, и в замке усилились шум и суматоха. Еще через минуту несколько десятков русичей и ижорян уже вскарабкались по канатам на верхний боевой ход и начали схватку. Следом через заборола с лестниц полезли новгородцы и корела. В северо-восточной части замка на стенах завязалась кровавая сеча. Осаждавшие все лезли и лезли на стены, и эсты стали подаваться на юго-запад и юго-восток. Их секли, кололи и сбрасывали со стены вниз.
Рассвело. В замке поднялся общий сполох, ибо с юго-востока в ворота ударил русский таран. Немцы ответили градом стрел, но русичи укрылись сотнями щитов и легких заборол, сшитых из тонкого кругляка. Широкий перемет из тяжелых лестниц и бревен был уже настелен надо рвом. Около полутораста новгородцев и ладожан, дружно раскачивая таран, высеченный из цельного векового дуба и подвешенный на ремнях к огромным козлам, били в створы ворот. Немецкие стрелы разили и ранили русичей, но павших сменяли их товарищи. С пятнадцатого удара массивные створы ворот подались. А с семнадцатого десная створа сорвалась с петель и с грохотом обрушилась внутрь града. Русские вои хлынули в пролом.
Когда Горислав и Путята вместе со всем княжеским полком ворвались в город верхи с копьями наперевес, там, на стенах и на площади, еще кипела яростная сеча. Чудь уже бросала оружие, но немцы упорно дрались. Ближе к рубленой стене замка, укрывшись большим щитом и отмахиваясь длинным мечом, дрался рослый пеший немец в кольчуге и кольчужном капюшоне. Он не прятался и не бежал и уже, видимо, свалил мечом двоих русичей или ижорян. К нему присоединился еще один пеший воин с секирой, но пал на одно колено от русской стрелы, ударившей его в бедро. Козляне переглянулись и направили коней к тому, что упорно отбивался у стены. Они одновременно ударили его копьями в оший и одесный бок и повалили наземь. Но тут камень, пущенный откуда-то с верха стены, тяжело приложил Путяту по шелому и оглушил его. Горислав заметил, что друг припал к шее коня и медленно вываливается из седла. Еще один камень со свистом пропел в пяди от лика детского и грузно шмякнулся в сырую землю. Почти машинально детский развернул коня и одновременно вытянул лук из налучья. Еще через секунду он уже оттягивал тетиву, держа перстами оперенный конец стрелы. Его глаз четко определил на стене молодого и высокого чудина, метавшего камни в русичей с высоты. С предельным напряжением, выбрав всю силу лука, Горислав, шипя сквозь зубы матерное ругательство, отпустил конец стрелы. Секунда, и эст прянул, согнулся пополам, качнулся вперед, оступился и полетел головой вниз со стены. Горислав выругался еще раз и сплюнул. Через несколько секунд он уже стаскивал с седла раненого друга и укладывал его на чей-то брошенный потник.
Схватка за город завершалась. Тех, кто еще сопротивлялся на стенах, добивали стрелами и кололи копьями. С тех, кто сдался, срывали доспехи и сряду. Оружие врага скидывали в кучу. Град Копорье был взят. В приступе русичи и их союзники потеряли более полутораста убитых, девяносто шесть воев было ранено. Немцев взяли в полон человек семьдесят, чуди человек двести. Остальные были посечены насмерть. Предстояло решить, что делать с пленными. К вечеру вокруг Копорья собралась большая толпа вожан, что сбежались на шум сражения и звон сполошного колокола со всех окрестных весей и лесов. Они просили князя Александра и его воевод отдать им пленников. Князь понимал, что вожане хотят мстить захватчикам за своих ближних, убитых или искалеченных. В ответ он велел привести к нему переветников, поклонившихся немцам и латинскому кресту и вместе с чудью грабивших своих же соплеменников. Старейшины вожан обещали князю исполнить его волю.