Орел и Джованни
Шрифт:
— Синьор, разрешите…
— Сначала отдай орла. Так сказал хозяин… Ну, живо, марш от колонки!
Джованни поднял ведра. Он шел и шатался. Что будут делать рыбаки без пресной воды? Верхняя терраса берега, кое-где поросшая кустами скумпии, с холмами желтой выветрившейся глины, была совершенно безводна. Лишь в трех километрах отсюда находился родник, ворчливо сбегающий к морю. В глазах Джованни засветилась надежда. Не перенести ли туда стоянку? Нет, там каменистое дно — невод весь изорвется. Но что же делать?.. Упрямое, веселое выражение появилось на лице Джованни.
Целую неделю Джованни таскал по ночам ведрами воду из далекого родника. Рыбаки ничего не знали. Лишь только на восьмой день Эмилио сказал с досадой:
— Никак не пойму, что стало с водой? От нее бурлит в животе…
— Вода не водопроводная, — сказал Филиппо, подозрительно глядя на Джованни.
— Водопроводная!
— Нет, — повторил Филиппо. — И похудел ты в последнее время… Ну-ка, скажи, в чем дело?
Все выяснилось. Рыбаки, возмущенные поступком Гетбоя, долго молчали.
— Так вот ты какой, Джованни, — наконец нарушил молчание Алессандро.
Он зашел в барак и сейчас же вышел оттуда, держа в руках вещевой мешок, оставленный Бенито. Швырнув мешок в яму, куда выбрасывали рыбьи кости, негодное тряпье и ржавые консервные банки, он обратился к рыбакам:
— Сдается мне, что Джованни полагается полный пай…
Рыбаки все как один подняли руки.
Джованни, который получал лишь половину рыбацкого пая, растерялся.
Неужели он, мальчишка, стал таким же, как и взрослые рыбаки? Он стоял смущенный и даже испуганный.
А рыбаки поочередно — таков был обычай — подходили к нему, обсыпали песком и нараспев выговаривали немудрое двустишие:
Не бойся жизни трудовой, Дружи с ветрами и волной.Белый флаг на крыше барака не появлялся.
«Надо менять игру», — решил Гетбой.
В это самое время Алессандро, зорко поглядывая на море, сказал:
— Глядите, тянет ровный левант и идет по течению.
— Ветер добрый, — подтвердил Антонио.
Рыбаки долго смотрели на море. Что они там высмотрели, Джованни не видел, он только знал: все ждут подхода макрельного стада. С этой минуты рыбаки стали говорить почему-то тише. Они рано легли спать, пожелав друг другу удачи.
Не спал один Алессандро. Он сидел на корме вытащенной на берег лодки и курил трубку за трубкой. В четыре часа утра раздался его громкий голос:
— Идет макрель, эй!
Как много макрели в море! Она выпрыгивает из невода, разгневанная и сверкающая.
Вот оно наконец, пришло рыбацкое счастье!
Было жарко. Хотелось пить. Но ни у кого не было времени напиться. Антонио, который выбирал из невода рыбу, то и дело до самых плеч погружал руки в прохладное шумное серебро и смеялся. Он словно помолодел, стал выше, даже морщины разгладились на старом лице. Повеселел и рыбак Луиджи.
Вскоре парусная лодка, полная до краев — а в ней не меньше
Море белело парусами. Они, как огромные лилии, покачивались на воде. И всюду — над мачтами, берегом и волной — кружились крикливые чайки. Этот день ничем не отличался от других дней. Так же, как и всегда, светило жаркое солнце, синело небо и тихо шумели волны. Но Джованни казалось, что еще никогда не было такого славного дня здесь, на берегу.
Джованни накормил орла, навел порядок в бараке, а Эмилио, самый молодой и сильный рыбак, лежал на песке, весь охваченный безмятежной ленью.
— Макрель идет — душа поет, — сказал он Джованни, — и ветер рыбный… — Эмилио не договорил о ветре. Он вскочил на ноги и закричал: — Джованни, гляди!.. Наша лодка с рыбой… Идет в Катанию… Мартини не взял макрель…
— Мартини? — Джованни не сразу понял, в чем дело.
— Мартини, да… Ах, гадина! Рыбу везут в Катанию. Отдадут за гроши, как потерявшую свежесть. Видишь, какое жаркое солнце…
Вдали виднелся знакомый парус рыбачьей лодки. Там Филиппо, Алессандро, Антонио и Луиджи… Сердце Джованни сжалось от боли.
Эмилио в бессильной ярости сжимал кулаки. Он весь сгорбился, кровь отхлынула от его лица, и оно стало землистого цвета, как у людей, заболевших тропической лихорадкой.
— Пойду к Мартини, узнаю, в чем дело. Ах, гадина!
Отпустить Эмилио было опасно.
— Я пойду с тобой, — сказал Джованни.
Они поднялись наверх, подавленные, ослабевшие. Поравнявшись с виллой, они увидели Гетбоя. Он находился на башне и, повидимому, любовался полуденной морской синевой. Огромная вилла казалась пустынной, лишь один Арчибальд сидел у ворот и с важным и сосредоточенным видом чистил хозяйское ружье. Увидев Джованни, он отставил ружье в сторону и поднялся.
— Мой хозяин купил лабаз Мартини. Сдавайся, Джованни! — сказал он, самодовольно ухмыляясь. — Твой орел у хозяина, как чирей на носу…
— Вот оно в чем дело! — Джованни напряг все силы, чтобы не плюнуть в лицо гетбоевскому слуге.
— Значит, всему виной твой Амико! — Эмилио снова сжал кулаки.
— Вернемся, — тоскливо сказал Джованни.
— Нет, пойдем к Мартини!
На дверях лабаза было выведено мелом: «Рыбу не покупаю».
Сам Мартини, изрядно выпивший, сидел на скале и горланил песню сбежавшего Бенито:
Черный бриг. Пальба гремит! В карманах золото звенит…Карманы Мартини были набиты пачками лир, полученных от Гетбоя. Хозяин лабаза был очень доволен собой.
— А-а, из артели Алессандро! — сказал он смеясь. — Зря пришли… Лавка закрыта. Гуляй, синьор Аттилио Мартини!
Он принял величественную позу и снова запел:
Черный бриг. Пальба гремит!— Вот тебе черный бриг, собака! — Эмилио дал волю своим кулакам…