Орел и Волки
Шрифт:
— Эта рука, понятно? Правая… правая рука. Понял? Правую руку вверх!
Катон для наглядности поднял свою правую руку, и туземец послушно кивнул. Катон просиял и шагнул назад, перед тем как скомандовать:
— Подравняться! Нет, правая рука, я сказал! Сделай это, как все!
— Что ты творишь там, Катон? — крикнул вконец выведенный из себя Макрон. — А ну, прочь с дороги! Есть только один способ научить чему-то этих глупых выродков!
Макрон встал перед туземцем, который все еще ухмылялся, хотя теперь уже несколько беспокойно.
— Чего это ты так радуешься? Решил надо мной посмеяться? —
Старший центурион вскинул свой жезл и обрушил его на левую руку изумленного атребата.
— ЛЕВАЯ РУКА!
Новобранец вскрикнул от боли, но не успел он даже двинуться, как Макрон снова огрел его жезлом по другому плечу.
— ПРАВАЯ РУКА!.. Ну-ка, посмотрим, что мы усвоили… Левая рука!
Туземец мгновенно взметнул над собой нужную руку.
— Правая рука!
Вниз опустилась одна рука, вверх взлетела другая.
— Браво, приятель! Ты не безнадежен. Мы сделаем из тебя солдата. Продолжай, центурион Катон.
— Есть, командир.
Когда добровольцы научились более-менее удовлетворительно строиться, пришло время проверить их физическое состояние. Разбитые на отделения атребаты принялись наматывать круг за кругом по внутреннему периметру базы. Катон с Макроном, расположившись в противоположных углах лагерной территории, следили, чтобы никто из них не схитрил, пытаясь как-нибудь срезать дистанцию или где-нибудь отсидеться. Добежав до очередного угла, каждое отделение поворачивало, чтобы преодолеть новый отрезок пути. Весьма скоро все испытуемые слились в единый неравномерный поток усердно пыхтевших людей. Как и ожидал Макрон, воины вкупе с несколькими наиболее проворными земледельцами быстро опередили всех остальных и бежали отдельной небольшой группой.
— Это не гонки! — взревел Макрон, приложив ладони ко рту. — Катон! Объясни им, что я хочу проверить их на выносливость, а не на прыткость. Пусть не носятся взапуски и сбавят темп.
Он гонял их все утро. Спустя некоторое время самые слабые, неспособные выдержать столь длительный бег атребаты стали сдавать. Таких тут же отводили к воротам и отправляли восвояси. Отсеянные неудачники реагировали по-разному: в целом спокойно, но некоторые из них, похоже стыдясь проявленной на виду у всех немощи, оглядывались через плечо и бранились. Оставшиеся с угрюмой решимостью продолжали бежать.
Лишь в полдень Макрон неспешно пересек плац и заявил, обращаясь к Катону:
— Думаю, с этих хватит. Пусть отдохнут и подкрепятся, а мы тем временем посмотрим на прочих. Да, сверься со списками и доложи, скольких мы оставляем.
Новобранцы, покончив с бегом, выстроились перед младшим центурионом. Каждый называл свое имя, Катон отмечал его на табличке и отсылал счастливчика к зданию штаба, где дежурные по гарнизону выдавали ему лепешку и кружку с разбавленным водой вином. Когда удалился, шатаясь, последний из выдержавших испытание бегунов, Катон доложил:
— Осталось восемьдесят четыре человека.
— Выбыл ли кто-нибудь из воинов?
— Ни один.
— Впечатляет. Интересно, как они будут справляться в полном вооружении? А сейчас давай строй других.
Процесс отбора и отсева продолжался три дня, пока Макрон не набрал две полновесные когорты. К сумеркам третьего дня прибыла когорта Второго легиона с задачей сопроводить на передовую припасы, и Макрон, как начальник базы снабжения, позаботился, чтобы каждая отправляемая подвода была как следует подготовлена к перегону и нагружена до отказа. Этого провианта Веспасиану должно было хватить на добрый месяц, а то и на полтора, но вот склады почти опустели, и все теперь зависело от того, доберется ли благополучно до лагеря обоз из Рутупия, чье прибытие ожидалось через двадцать дней. Форт, расположенный на Тамесис, мог выделить для охраны его совсем малый отряд, и если на последнем этапе пути этот эскорт не будет поддержан силами, высланными из Каллевы, то, несомненно, лазутчики дуротригов дадут своим о том знать. Легкой добыче разбойники всегда рады, наверняка они ринутся к ней. А раз уж на базе завелась тысяча лишних ртов, надо же их обладателям отрабатывать свое содержание.
— Мы не успеем подготовиться к сроку, — изрек за ужином хмурый Катон, угощаясь холодной курятиной.
Макрон с Тинкоммием подняли головы от своих тарелок. Ветеран, обгладывавший куриное бедрышко, энергично прожевал пищу и тыльной стороной ладони вытер жир с губ.
— Не успеем, если не получим приказ выдать этим малым оружие. Мы не можем послать в бой людей, вооруженных только палками с косами. Это было бы все равно что отправить их на верную смерть.
— Так что же нам делать? — спросил Тинкоммий.
— В любом случае мы займемся муштрой. Пока с деревяшками. Я велю плотникам порезать шесты на куски. Это позволит начать осваивать технику боя.
Тинкоммий кивнул и, подчистив тарелку последним кусочком хлеба, отодвинул ее от себя.
— А теперь, командир, если ты не против, мне пора ко двору.
— Зачем?
— Царь собирает ближнюю знать на пирушку.
— Пирушку?
— Ну да. Там намечаются собачьи бои, борьба, то да се. Но главным образом все будут пить.
— Обязательно вернись к рассвету. Мы начнем тренировки с первыми солнечными лучами.
— Я буду на месте, командир.
— Уж постарайся.
Макрон многозначительно покосился на стоявший возле него в углу жезл.
— Ты это серьезно? — спросил Тинкоммий. — Ты действительно решишься ударить члена царской семьи?
— Лучше тебе поверить в это, сынок. В легионах такой порядок: дисциплина обязательна для всех, из какого бы ты ни был рода. Вот как обстоят дела… или должны обстоять, если мы вправду хотим отделать этих долбаных дуротригов.
Некоторое время Тинкоммий молча смотрел на центуриона, потом медленно кивнул:
— Я вернусь до рассвета.
Когда оба римлянина остались одни, Макрон отвалился от стола, погладил себя по животу и громко рыгнул. Катон скорчил гримасу.
— Что ты кривишься?
— Ничего, командир. Прошу прощения.
— Опять старая песня? — вздохнул Макрон. — Мы не в строю, какой я тебе командир?
— Привычка, — улыбнулся Катон. — Никак не изжить ее.