Орел и Волки
Шрифт:
— Едва наберется половина когорты. Недостаточно… далеко недостаточно.
Катон присмотрелся к вражеским приготовлениям.
— Похоже, там их тысячи.
— А будет и того больше. Тут и конница подвалила, пока тебя не было. Подскакала с северо-запада.
— Спасибо, утешил. Они нас раздавят.
— Прекрати пораженческие разговоры!
Катон усилием воли справился с накатившей волной раздражения. Макрон, без сомнения, прав. Подобные мысли следует держать при себе, особенно командирам. Ни слова о поражении. Это Макрон внушил ему еще два года назад,
— Я к тому, что нам следует поднапрячься, чтобы выстоять до прибытия помощи. К концу дня Квинтилл должен добраться до легиона. Ну и им, конечно, потребуется некоторое время, чтобы дойти до нас. Продержаться — вот наша задача.
Макрон повернулся и всмотрелся в лицо юнца:
— Ну да, тут ты прав. Продержаться. И ничего другого. Для нас это просто работа.
— Еще, правда, та.
— А то как же. Однако она не так уж плоха. Хорошая плата, недурное жилье, славная доля в добыче и возможность орать что заблагорассудится. Можно ли желать большего?
Юноша против воли заулыбался, искренне радуясь тому, что Макрон находится рядом. Казалось, этого человека не проймет ничто и никто.
«Кроме женщин», — напомнил себе Катон и улыбнулся опять.
— Что тебя, на хрен, развеселило?
— Ничего. Правда-правда.
— Тогда убери с физиономии эту идиотскую ухмылку. Тинкоммий с его шайкой вот-вот нападут, и тут ни хрена веселого нет. Скажи нашим парням, чтобы стояли намертво. Потом отправляйся, скажи то же самое своим бриттам, а сам после чуток отдохни. На тебя смотреть уже больно.
Катон задержался у лестницы, спускавшейся с башни.
— А сам-то ты как?
— Я отдохну, когда все закончится.
— А когда, по-твоему, они нападут?
— Если бы знать! — Макрон обвел взглядом вражеские позиции. — Но в любом случае они обрушатся с нескольких направлений одновременно. Большей частью эти атаки будут ложными, рассчитанными на то, чтобы распылить наши силы, прежде чем начнется настоящий приступ. За этим надо следить повнимательней.
Макрон снова обозрел долину — место вчерашнего бедствия. Холмы, ее обступавшие, выглядывали из тумана, словно жемчужные сказочные острова. Счастье еще, что вся эта пелена не позволяла разглядеть валявшихся на земле атребатов, скрывая столь горестную картину от людей на валах, чей боевой дух и без того был не слишком высок. Когда туман развеется, они увидят, как много их павших соплеменников разбросано по равнине. Кроме того, они смогут воочию оценить мощь противника, и центурион хорошо понимал, что, когда атребаты получат возможность взвесить все шансы, не обойдется без дополнительных дезертирств. Между тем бойцов и так было маловато.
Он повернулся и окинул взглядом соломенные крыши хижин, сгрудившихся в пределах обегающих городок стен. Ни одна живая душа не высовывалась на улицы. Каллева замерла и притихла.
— Печально, что никто из горожан не решается выйти на валы и сражаться.
— Можно ли их в том винить? — отозвался
Молодой центурион вдруг осознал, что его ощутимо потряхивает. Должно быть, от утреннего холодка, подумал юноша, потом вспомнил, что не ел с прошлого утра, а толком не отдыхал уже несколько дней. Он обхватил себя скрещенными руками и стал растирать плечи.
Макрон взглянул на него с любопытством.
— Боишься?
В первый момент Катон едва возмущенно не вскинулся, но тут же сообразил, что Макрона не проведешь, и кивнул. Макрон устало улыбнулся:
— Я тоже.
После этого взаимного признания последовало неловкое молчание, и Катон поспешил нарушить его:
— Как по-твоему, есть надежда, что подмога не запоздает?
— Есть. Ежели, разумеется, мы продержимся до нее.
— А мы продержимся?
— Нет, — ответил Макрон, понижая голос, чтобы его не могли слышать солдаты. — Когда они возьмут штурмом стены, а они их возьмут, тут нечего говорить, мы отступим на базу и будем там отбиваться. Ну а уж если они прорвутся туда, тогда… все будет кончено. Одна надежда, что до того я все же успею посчитаться с этим выродком. С Тинкоммием…
Мстительные размышления Макрона были прерваны громким урчанием в его животе.
— А вот и сигнал о том, что я голоден. Но ничего страшного, я послал Сильву на склад за пайками. Скоро он должен вернуться.
— Сомневаюсь, чтобы мне сейчас что-нибудь в рот полезло.
— Должно полезть, еще как должно, — заявил Макрон, причем очень серьезно. — Нужно, чтобы люди видели, с каким спокойствием насыщаются их командиры. Если они заметят, что ты нервничаешь, многие из них лишаться остатков отваги. Так что ты съешь все, что тебе выдаст Сильва, и с удовольствием. Дошло?
— А вдруг меня вывернет? — спросил Катон, со стыдом и ужасом представив себе, как он, весь зеленый, блюет перед строем своих солдат.
Глаза Макрона сузились.
— Попробуй только стравить при бойцах, и я вышвырну тебя за вал. Это не шутка.
Катон не сразу поверил в искренность сказанного, но по холодной суровости глаз приятеля понял: все будет именно так. Прежде чем он нашелся с ответом, жалобный скрип тяжело нагруженных тележных осей возвестил о прибытии Сильвы с привезенной со склада едой. В фуру была впряжена пара приземистых крепких мулов, и интендант направил их прямиком к дожидавшимся у ворот легионерам. Увидев у заднего борта повозки кувшины с вином и свиные окорока, Макрон облизнулся.
— Давай, — подтолкнул он Катона. — Пойдем подкрепимся.
Оба центуриона примкнули к толпе собравшихся вокруг повозки солдат, а Сильва тем временем уже проталкивался к кувшинам с вином.
— Эй, полегче, ребята. Не напирайте, тут на всех хватит.
— А как насчет моих парней? — спросил Катон.
— Атребатов? — скривился Сильва. — Пусть приходят потом, когда наши закончат.
— Они получат, что им положено, прямо сейчас. Выдели наряд, чтобы тот тут же о них позаботился.