Орел и Ворон
Шрифт:
— Как и всегда, друг мой, как и всегда... Я вообще в вас уже очень давно не сомневаюсь — не собираюсь делать этого и впредь! Я рад что вы со мной, по-настоящему рад.
— Ты главное не расплачься, фон Ронин!
Джок неожиданно (особенно для его габаритов) выскочил из темноты и тут же подколол:
— А то плачущий немец — это как дракон на городской площади: шансы встретить одинаковые! Станешь легендой!
— Ррравняйсь! — рыкнул я. Лермонт замер, как соляной столб.
— Вот так лучше, командир. — хохотнул финн, — Когда горец молчит, его не
Мы все трое дружно закатились смехом — и вроде как даже полегче стало.
Между тем, по-прежнему трещат ветки в костре и надрываются цикады. Где-то ухает филин — а в ночном небе носятся летучие мыши...
Завтра штурм.
Глава 3
В ком горячее сердце бьется,
Тот не боится увечий.
В огне эта храбрость куется,
И меч знаком чести отмечен.
Утро пришло со звуком барабанов. Сигнальщики собирали войско Делагаради.
Я встал намного раньше, еще до того, как огромный диск желтого русского солнца показался на востоке.
На всякий случай еще раз все проверил и лично отвел Хунда в обоз. Конь мой полностью чёрный, с серебристой звездочкой на лбу — четвероногий товарищ хорош собой и очень умен. Многие всерьёз удивляются, почему с таким конем я пошел в рейтар! Но зачем объяснять, что в рейтарах я оказался задолго до того, как приобрёл Хунда в боевые товарищи?
Его подарил мне наш наниматель из Савои. Так получилось, что в перерыве между службой на войне, которая в нашем грешном мире не прекращалась ни на минуту, я нанялся в личную охрану одного сеньора. Работа была относительно непыльная: сон в кровати, хорошая одежда, возможность хорошо отдохнуть между сменами... От воспоминаний защемило сердце — едва ли не лучшее место службы! Но так было ровно до того момента, пока одна из гильдий (а точнее не одна, а сразу несколько) объявили за голову моего нанимателя кругленькую сумму. Пришлось и пострелять, и скрестить клинки не один раз... А после — закрыть собственной грудью высокородного савойца.
Стрелял из небольшого пистолета его же охранник из Турина.
Деньги затмевают разум даже самых верных людей. Пуля вошла в плечо, но до кости не добралась. Будь пуля больше — и руку бы не удалось спасти, а так мэтр Каллинник сделал все на редкость красиво. Остался едва заметный круглый шрам на правом плече. И он прекрасно гармонирует с другими шрамами на теле... Этот случай обогатил меня на месячное жалование без работы и прекрасного скакуна. И его большие медовые глаза всегда смотрят на меня с любовью и преданностью... Как мне сейчас кажется, мы просто созданы друг для друга! Конь по собачьи предан мне, с чем связан и выбор его имени.
Ах, прекрасная и щедрая Савойя!
Я протянул своему другу кусок подсоленной хлебной корки. Жеребцам рейтар полагается полная мера овса, но я всегда приберегаю для своего что-нибудь вкусное — он этого достоин.
Я еще находился в обозе, когда сержанты начали бесцеремонно расталкивать своих подчинённых, громко, но не злобно ругаясь:
— Вставайте, герои и болваны! Вставайте, лежебоки! Проспите свой хлеб и свои деньги!
От таких слов сонные солдаты мгновенно оказываются на ногах. Те, кто не любит деньги в наемники не идут... Воины собираются на завтрак, который весьма скуден, чтобы во время штурма никто не решил начать изрыгать из себя пищу, ломая строй. Так что весь утренний рацион состоит из черствого хлеба и кружки воды.
К моменту моего возвращения эскадрон уже закончил приём пищи.
— Себастьян, как думаешь, к кому нас определят? — Лермонт задал дежурный вопрос, рассовывая при этом длинные пистоли по поясным чехлам.
— Надеюсь, останемся с мушкетёрами — точнее, станем чуть впереди их. Это самый удачный расклад. Всё же вряд ли нас поставят на лестницы. Да и подкопы мы не сильно умеем копать...
— Как скажет наш Якоб, так и будет, друзья мои. И на лестницы пойдём, и подкопы копать научимся.
Лапландец Тапани всегда появляется бесшумно, словно лесной хищник — рысь или росомаха. Саамов на севере искренне считают народом колдунов... Шведы забирают их в свои войска с удовольствием, считая, что эти белоглазые и светлобровые люди приносят удачу не только себе, но и соратникам.
За всех саамов я не могу ручаться, но мой точно заговорен и от пуль, и от вражеского клинка! Бьется всегда в первых рядах — и ведь ни разу даже ранен не был, ни одной царапины за весь поход!
А вот про удачу, распространяющуюся и на сослуживцев, я бы поспорил. Скольких рейтар мы уже успели похоронить...
Я горестно вздохнул.
Финн прав. Все будет зависеть от приказа Делагарди, но совсем не хочется возиться в грязи. Да и высота заставляет сердце невольно трепетать — вот только совсем не от радости. Даже такая небольшая как на тверских стенах...
— Себастьян! — шотландец окликнул меня, когда я уже собирался идти в офицерский шатер.
— Да? — я рассеянно обернулся.
— Думаю, это твое. — Джок протянул мне красный кружевной платок. Видимо, выпал из-за пояса.
— Спасибо!
Я горячо поблагодарил друга, забрав символ очень важных для меня воспоминаний, и прежде, чем убрать платок за пояс, поднес его к губам... Вряд ли это он действительно сохранил запах духов возлюбленной. Но каждый раз поднося его к лицу, я все же слышу лёгкий отдалённый шлейф, когда-то сопровождавший Викторию...
Со стороны ближней к нам батареи неожиданно грохнул пушечный выстрел, напрочь отбив все романтические воспоминания. Я поспешил в офицерский шатер.
Пришел я не последним; народ собирается в возбуждении. Наконец, когда просторный шатер заполнился командирами всех подразделений, наш молодой генерал, уже облаченный в натертую до зеркального блеска кирасу, торжественно объявил: